Очень мужская работа - Сергей Жарковский

— Кто ему мог рассказать про Космонавта?

— Ай, б-блин!..

— Вы так пожимаете плечами, Комбат?

— Комбат, а можно поменьше страсти?! Блин, ухо!

— Е-пэ-бэ-вэ-эр-р-р! Чтоб эту Зону… впотьмах растраханную… с кривыми окольными… с параллельными пер-пен-ди-ку-лярными… в пыльном мешке, высшими силами… с дребезгом… с лязгом… вприсядку бегом… на хер, в космос!.. Тополь! А можно башкой своей, тупой и твёрдой, не мотылять, как мошонкой на палочке?!

— Я же и виноват?!

— Потри мне ухо… Сильней, блин! Блин, вот ведь было небо в алмазах!

— «Сильней себя себе не навредишь».

— Вы что, тоже фанат сериалов, что ли, инспектор?

— Ну я смотрел, конечно. А кто ещё?

— Да есть у меня знакомый тут, был то есть… наверное… Блин, как больно. Не знаю уж, как он Восстание пережил, живым или мёртвым… Перечитайло, мой взяточник на периметре. Я же рассказывал. Знаток!

— Ах да. Итак?

— Хватит тереть, Костя… И так и эдак… Инспектор, микрофон вы отключали — давились от хохота, что ли? Чарли Чаплин вам тут со щепками балуется?

— Пу-пу-пу… Господин Пушкарёв, я на работе, да и вы тоже. Посерьёзней.

— А у нас не получается посерьёзней. У нас тут получается цирк с конями. В общем, хорош гнать, действительно. Идти нам было надо к «ацтекскому радио», по старому реестру Экспедиции номеру семьсот пятому, что ли… С литерой «хелл» гитика, высшая степень недоступности. Второй конец у этого «семьсот пятого» был неподалёку от «звездолёта» Космонавта. Очень мощный «ацтек», я не мерил, но децибел триста в эпицентре только так. А недоступен он… вы реестр не смотрите ли?

— Ищу… Ого! Калиновское Грёмово!

— Вот вам и «ого». Короче, от моего «окна» к «семьсот пятому» можно пройти либо через очень собачьи и гадючьи места — по кривой, через Лелёв по окраине, либо по «кишкам», по старому шоссе на Корогод. В рассуждении пацифизма Влада я решил вести его, конечно, «кишками». Да и люди там могли шастать, у Лелёва, от Старой Десятки к Припяти самый оживлённый трек, пробка на пробке… А «кишки» там такие: сначала немного по трассе проехать, ну это легко, потом с трассы сходишь в правильном месте, и начинается. Сначала широко известный «театр», с дафоенодоном[4]и диниктисом[5]который, по левой руке его пройти надо, потом два тяжёлых места почти встык, как мне говорили учёные, типа противовес такой у «театра». Дальше, километра через два, — «головоломка», сложная, аж с тремя трамплинами. Так вот, средний — безопасный, и подбрасывает он к «рапидшару» имени Шекспира. Тоже знаменитый экспонат, знаете наверняка. Но фишка в том, что с этого трамплина оказываемся мы с «рапидшаром» рядом не в нашем родном измерении, а в этом… в «негативе», понятно?.. И с «негатива» «рапидшар» нас может пропустить мимо себя не как обычно, направо от пляжа с Джульеттой, а, представьте себе, налево, прямо по воде…

— Позвольте вопрос из личного любопытства. Вы видели лицо Джульетты, Комбат?

— Нет, конечно.

— Нельзя ей в лицо смотреть, вы что! Сразу окаменеваешь и тонешь тут же. И живой. И навсегда там остаёшься. Вечно в пучине, каменный… и живой…

— Скаутов пугать после отбоя тебя засылать надо. Нет, не видел я лица Джульетты. Хотя слева, с воды видно быть должно. Но я не смотрел. Удержался, как тот Улисс… А вы там бывали, у шекспировской? Или в Интернете посмотрели?

— Можно сказать, да, в Интернете посмотрел… Продолжайте.

— Так вот, проходим по воде по самому краешку нейтралки «рапидшара», и дальше начинается вперемешку с пляжем, проецируемым нейтралкой, — «хрустальный город». Интенсивности там мощные, но простые, на гайках проходимые. «Волчки» в основном, да одно «лёгкое место», не путать с «сортиром». И вот сразу после «лёгкого места» «город» выпускает — по переулочку одному специальному — к Грёмову. Вот вся «кишка». Субъективных километра три, наверное, до обеда работы. Если, конечно, выживаешь. «Лёгкое место» очень высокое, взлетишь — наверняка насмерть. Ветерком отнесёт — и в лепёшку. Километров, может быть, как раз с трёх.

— Ну хорошо. Комбат, но вы же ходила неупорный, вы же были растренированы. Не опасались «кишкой» идти?

— Можно мне? Дай я. Инспектор! Если ты хоть дважды «кишку» такого класса свертел и из неё выполз живым и целым — это дар. Какая там тренировка, господин хороший скурмач? И талантливый человек может на «кишке» погибнуть, конечно, но пугаться её? Как вы говорите — «пу-пу-пу», товарищ инспектор. Тут очень подходит.

— Ну и потом, инспектор. Неупорный, растренирован… Вы такой умный человек, так ловко меня подцели… Хорошо. Ну а как же тренироваться-то? Нет тренажёров на гитики. Наука ни хера не умеет их. Не придумано. Так что бой — наша школа… Он же жизнь… И что мне оставалось? Что за детские вопросы? Как на форуме сталкинутых, ей-богу.

— Всё понятно. Продолжим. «Кишку» вы прошли. Влада к «ацтекскому радио» доставили. Вызвали Космонавта, он прилетел, правильно? Влад подарил ему собачку, очаровал, и Космонавт Влада унёс. К Карьеру.

— Если коротко, то да. Унёс. Куда — не видел. Летать не умею, даже спьяну.

— Момент жертвы у шекспировской «рапидшары» имел место?

— А, конечно. Влад офигел. Там была сцена, да. И тогда, давно, и потом. Недавно.

— Очень интересно.

— О'кей. Рассказываю подробно. Там, где мы шли, с воды, стрелять по Пуле Пидораса очень удобно…

Dead man, dead man…

Keeps firmly, hold fast…

Best sentry, my loved

Keep my gold, keep my gold.

But if will come other dead man — please, skip him…

Skip him.

Sara & Red-Top Boys

Описание дальнейшего любой писатель, и даже неплохой, и даже независимый, начал бы со штампа — «внезапно замолчал на полуслове».

Так и было: Комбат внезапно захрипел на полуслове, закатил глаза (вроде бы даже один вверх, а другой — вниз), и голова его повисла, так сказать, ниц. Как будто подрезали ему кадык и толкнули в затылок. На видео Клубин не раз видел, как знаменитые сталкеры, ходилы и главные свидетели Восстания (a.k.a. Exit) Комбат и Тополь теряют на полуслове-полушаге сознание, и не удивлялся; удивительно было, скорее, что произошло это только на пятом часу допроса-интервью.

В камере-палате сталкеров поддерживался режим повышенного кислородного давления. Но потрясающее воображение увечье Пушкарёва и Уткина, как ни старайся, сказывалось, было независимо и весьма своевольно. Кроме того, сталкеры курили бесперечь, хоть ты им кол на голове обтёсывай, и отнюдь не электронные сигареты. Горели сигареты ярко.