Печать Медичи - Тереза Бреслин

Я перегнулся через перила и посмотрел в воды Арно. После дождя река вздулась и бурлила; она была уже не по-летнему медленной, мелкой, грязно-коричневой, а по-зимнему быстрой, вероломной, неспокойной и серой. Я мог выбросить мешочек с печатью в реку. А почему бы и нет? Для меня этот предмет был источником опасности. Но я колебался. Если бы мне снова пришлось встретиться с Сандино, печать могла оказаться вещью, которая спасла бы мне жизнь. И кроме того…

Я погладил потрепанную кожу. Она была звеном, связывавшим меня с прошлым, с семьей дель Орте. Если не сама печать, то, по крайней мере, мешочек напоминал мне о времени, проведенном в монастыре. Нет, я не мог с ним расстаться.

Но мне нужно было обязательно написать Элизабетте, иначе я оказался бы полностью отрезанным от нее. Тогда я решил, что мне нужно заключить что-то вроде соглашения с Фелипе. Улучив момент, когда он остался один и погрузился в свою счетную книгу, я обратился к нему со своей просьбой.

Он сурово взглянул на меня.

— А что готов сделать ты, Маттео, в благодарность за такую исключительную милость со стороны нашего хозяина и этого дома?

— Я настрою свой ум на учебу, как вы того хотите, — смиренно ответил я.

И тогда он сделал то, чего я совершенно не ожидал. Он вдруг схватил меня за плечи обеими руками. Он чуть ли не обнял меня!

— Ох, как я рад за тебя! — сказал он.

Я вернулся к писцу, как только смог это сделать, и попросил его написать письмо от моего имени.

— Я бесплатно не работаю! — резко заявил он. — Деньги принес?

— Я принес то, что гораздо лучше денег. Я принес товар, на который ты с удовольствием обменяешь свои услуги!

— Хлеб? Вино?

— Нечто еще более ценное для тебя! — И я развернул кусок бумаги, который Фелипе щедро выделил мне для обмена на услуги писца.

Старик с уважением потрогал бумагу.

— Превосходное качество! — воскликнул он. — Венецианская, должно быть? Или, может быть, из Амальфи? — Потом он вдруг быстро спросил меня, словно ему пришла в голову неожиданная мысль: — А ты, часом, не украл ее, малыш?

Это предположение оскорбило меня, и я сделал шаг назад:

— Нет!

— Не обижайся на мой вопрос. Я должен был спросить. В этом городе так много людей, жаждущих обвинить друг друга из зависти. То есть если кто-нибудь спросит, откуда у меня такая бумага, я смогу заверить его, что она попала ко мне честным путем. — Он взял у меня бумагу и сказал, просияв: — Я смогу написать на ней твое письмо, Маттео, и у меня останется еще достаточно бумаги, чтобы сделать пару дюжин листочков с молитвами на продажу.

После этого писец написал под диктовку мое письмо, а Фелипе взял на себя его доставку в ответ на мое обещание заняться учебой, как только он найдет мне подходящего наставника.

Но не успел он это сделать, как произошло нечто ужасное.

И это ужасное было связано с фреской.

К тому времени уже сильно похолодало.

Мы работали в большом зале Палаццо Веккьо, надев шапки, замотав шеи шарфами, в перчатках с обрезанными пальцами. В двери и оконные щели проникали ледяные порывы ветра. Флоренция расположена в долине реки Арно, и земли вокруг нее тучны и плодородны, во многом благодаря умеренному климату Тосканы. Вообще-то она защищена со всех сторон холмами, и даже в самые суровые зимы здесь выпадает мало снега. Однако в ту зиму улицы и дома города были скованы морозом.

Краски стыли и становились негодными к употреблению.

Разработанный хозяином рецепт оказался очень сложным, и даже самый опытный ученик с трудом мог следовать его указаниям. После того как в июне хозяин впервые применил эту краску, центральная часть была почти полностью завершена, проявив страшные и одновременно великолепные фигуры. Но пока на стену переносилась другая часть картона, краска стала вздуваться. После консультации с маэстро рядом со стеной поставили жаровню, в которой теперь постоянно жгли дрова, а конструкцию лесов изменили таким образом, чтобы на ней могли крепиться свечи и факелы для подсушивания фрески на верхних ярусах.

Когда мы в то утро пришли на работу, наши инструменты были покрыты инеем, и нам пришлось ждать, пока разгорится огонь и мы сможем начать. Фелипе накалывал очередную часть картона, а я помогал Зороастро толочь порошок для красок, когда вдруг наверху, на лесах, среди учеников и подмастерьев началось какое-то смятение.

— Мастер Фелипе! — крикнул сверху Флавио, и в голосе его слышался страх. — Вы нам нужны! Скорее!

Мы с Зороастро переглянулись, а Фелипе стал подниматься по лесам. Прошло всего несколько секунд, как он быстро спустился.

— Зороастро, не мог бы ты взглянуть на эту часть стены?

Через минуту и Зороастро спустился вниз.

— Помоги мне! — крикнул он, хватая жаровню. — Краска на стене тает, — объяснил он, пока мы подносили жаровню ближе к стене. — Если мы сейчас не сможем ее высушить, свежая краска потечет и зальет центральную часть.

— Вот что натворило ненастье! — покачал головой Фелипе.

— А они еще бранили нас, когда мы пытались их предупредить, — вполголоса пробормотал Зороастро.

Достав из-за пояса маленький топорик, он принялся колоть дрова в щепу, чтобы поддержать огонь в жаровне.

— Мы должны разыскать маэстро и обо всем ему рассказать, — сказал Фелипе.

— Сегодня он встал очень рано и сразу ушел, — проворчал Зороастро. Над его головой летали мелкие щепки. — И не думаю, что он отправился во Фьезоле.

Интересы хозяина были столь разнообразны, что, как правило, он не проводил в зале Совета целый день. Он занимался ботаникой и анатомией. Иногда писал картины на холсте или на доске. Но последнее случалось редко, и соглашался он на это только в особых случаях, как, например, незадолго до этого, когда французский король попросил его написать Мадонну с Младенцем Христом, играющим с прялкой.

— Маттео! — резко окликнул меня Фелипе. — Ты не знаешь, где сейчас твой хозяин?

— Нынче утром я оставил его у дома донны Лизы.

— Тогда ступай и приведи его.

Я заторопился к выходу.

— Беги, мальчик, беги! — раздался мне вослед голос Фелипе.

Дом донны Лизы находился у церкви Сан-Лоренцо. Одетый благодаря стараниям Фелипе в теплую зимнюю куртку, новые штаны и крепкие башмаки, я выбежал из дворца, промчался мимо огромной статуи Давида и через Пьяцца делла Синьория устремился в направлении баптистерия.

Донна Лиза жила со своим мужем, шелкоторговцем Франческо дель Джокондо, на виа делла Стуфа. Он и был тем человеком, который два года назад дал мне несколько монет, первых заработанных мною денег. Дорогу к этому дому я знал очень хорошо, потому что за два года мне приходилось не раз там бывать.