Боль так приятна. Наука и культура болезненных удовольствий - Ли Коварт

Рейн садится в постели, сощурив глаза. Или, может, нахмурившись. Еще рано, а повестка дня уже вырисовывается: сегодня мы совершим погружение в воду в 2020 году в Кони-Айленде. Никто из нас не в восторге. На самом деле именно этого мероприятия я боялась больше всего, когда составляла план этой книги. Перец каролинский жнец? Ладно, это не так страшно. Глубоко интимные интервью с незнакомцами об их телах и чувствах? Мое нежное сердце любит это. Но холод? Холод?! Я уже упоминала, как сильно я ненавижу холод? Достаточно ли я передала свой первобытный, до самых поджилок, уровень ненависти к холоду во всех его проявлениях?

Я шутила, что погружение в ледяную воду убьет меня, и надеялась, что это шутка. В списке моего мазохизма, который включает в себя все: от сжигания волос на теле с завязанными глазами в лесу до мумификации в пластиковую пленку, от подвешивания к потолку и избиения большой деревянной доской для сыра до написания книги – холод занимал самое последнее место в списке способов, которыми я была склонна страдать ради удовольствия.

Наш отель находится в миле от парка аттракционов «Колесо чудес Дено», где бесстрашные (глупые?) участники погружения этого года будут стоять в очереди на регистрацию. Рейн выпила кофе в лобби отеля, а я налила холодный апельсиновый сок в бумажный стаканчик, как будто все еще не понимая, что мне предстоит прогулка по холоду, не говоря уже о пробежке в океан. Закутавшись и нервничая (смирившись? тревожась?), мы начинаем нашу прогулку к пляжу. Я собираюсь поколотить океан, так я продолжаю уговаривать себя. Я собираюсь победить океан. Холодный ветер сразу же прорезает мой замысловатый, сшитый на заказ комбинезон из одного огромного свитера, и я с возмущением натягиваю на себя замысловатый, готический плащ Санты. С моего запястья свисает пугающая пластиковая маска свиньи. Рейн стоически держится в кожаном плаще длиной до щиколоток, и ее спокойный, решительный взгляд привносит чувство достоинства в разворачивающуюся комедию. У нее одно из тех напряженно структурированных лиц, с такими скулами и челюстью, которые создают самый пугающий из мертвых взглядов. У меня, однако, нет никакого достоинства; я все еще говорю о том, как я собираюсь побить океан.

Прогулка туда фантастическая, холодная и жутковатая, как бывает в пляжных городках в разгар зимы; гигантские американские горки дремлют вдалеке, окруженные пустым пространством отсутствующих отдыхающих и неосвещенных шатров. Я здесь впервые, и я очарована совершенно демоническим улыбающимся лицом, которое нарисовано на всем – от аттракционов до вывесок и футболок, продающихся в одном из одиноких магазинов, открытых сегодня. Это белый человек с зубастой улыбкой, черными волосами длиной до уха, разделенными строго посередине, розовыми щеками и красными губами, широкими голубыми глазами, смотрящими сверху вниз. Лицо одновременно зловещее и хаотичное.

Город-призрак, которым является Кони-Айленд зимой, безмолвствует вокруг меня, за исключением места, где можно купить хот-доги и моллюсков, и устойчивой, растущей цепочки людей, идущих на пляж. Это жутко, но и весело. Как тайная площадка для игр, на которой могут резвиться только самые странные из отдыхающих. В утро моего погружения в холодный океан я лишь мимоходом узнала о странной болезни, охватившей Ухань, провинция Хубэй, Китай. Когда что-то происходит на другом конце мира, это еще не кажется реальностью.

Немногим ранее новый вирус уже начал распространяться среди людей, но предпосылки того, что мы с ним когда-либо столкнемся, все еще кажутся маленькими, отдаленными. Я не знаю, что будет дальше. Оглядываясь назад, можно сказать, что те пустые улицы Кони-Айленда были предвестником того, что вскоре улицы опустеют из-за распространения вируса по всей планете.

Переживая глобальную пандемию, мы видели неизбежную истину: людям трудно находиться вдали от других людей. Конечно, это очень тяжело! В нашей природе заложены противоположные инстинкты. Во время кризиса мы собираемся вместе! Атакуем врага! Полагаемся друг на друга в поисках комфорта, помощи, развлечений, физических прикосновений, игривости, физиологических сигналов – всего того, что мы можем дать друг другу. Мы смотрим в глаза другому в поисках ответов, как действовать нам самим, наши тела всегда готовы синхронизироваться, двигаться и принимать решения вместе. Поведенческая синхронность приятна! Отчасти поэтому так трудно находиться вдали от других.

Но в первый день года, перед тем как COVID-19 заявил о своих правах на Соединенные Штаты, когда я еще представить себе не могла грядущие перемены, я не была отделена от других. Меня окружали люди, целые толпы, и я буквально плыла сквозь толпы других людей. Я топаю к берегу, эгоистичная и воодушевленная глупым желанием сделать что-то ужасное, но запоминающееся. Мне не терпится почувствовать силу коллектива. Мои холодные конечности дрожат от страха и адреналина, я сомневаюсь во всех решениях в моей жизни, которые привели меня к этому моменту. Боже, это ощущение такое дикое, безрассудное, веселое и ужасное, и оно заполняет меня до отказа, как плохо сшитое чучело. Я сосредоточена только на грядущем ощущении холода. Я сосредоточена до такой степени, что не могу беспокоиться ни о чем другом. Это единственная радость, единственная мысль.

Мы с Рейн стоим в очереди, ожидая регистрации и получения наших браслетов и футболок. Процедура более сложная, чем я ожидала, хотя чего, собственно, я ожидала? По меньшей мере несколько тысяч человек совершили погружение в прошлом году, так что, конечно, здесь будут и охранники, и пластиковые складные столы, и доски с зажимом, и персонал мероприятия. Некоторые люди уже в шортах, и от этого мне хочется умереть.

Закончив с регистрацией и не имея никаких дел, кроме как стоять на холоде, мы встаем в очередь в туалет. Общественные туалеты находятся под открытым небом, то есть между туалетом и окружающей средой нет крыши, а внутри нет климат-контроля. Очередь похожа на огромную змею. Когда я наконец занимаю кабинку, я с ужасом понимаю, что я в комбинезоне и что мне придется полностью раздеться в своей холодной кабинке. Полностью раздетая и голая, на холодном унитазе, я разражаюсь ужасным похмельным дерьмом, музыка моих кишок сопровождается аналогичными звуками от человека в кабинке рядом со мной, который также просто вытряхивает свои внутренности. Я чувствую глубокое товарищество.

Мы с Рейн находим много мест, где можно прочесывать пляж в поисках куриных косточек и ракушек и стоять в пропахших мочой углах, подальше от пронизывающего ветра.

Есть человек с микрофоном, который инструктирует толпу, рассказывает и отсчитывает мгновения до момента, когда настанет время. Катера полиции Нью-Йорка стоят за береговой линией, как брутальные рыбы-удильщики, покачиваясь на волнах. Пляж заполнен, полностью заполнен отдыхающими, наблюдателями и купальщиками; большинство из