Комната страха - Вадим Левенталь

Володя давно уже спит, Света гладит его волосы, и слова свои почти поет, они сами текут из нее, будто она их не придумывала. Она вглядывается в лицо юноши, оно кажется ей очень красивым, и она видит всё, что говорит, как будто это уже случилось. Как будто им уже по много-много лет, и она, старушка, убаюкивает своего старика. Светино сердце мучительно сжимается от невыносимой нежности.

* * *

Ефим Григорьевич выходит на улицу и понимает, что забыл взять книги. На минуту он застывает у парадной. Солнце искрит на смерзшемся снегу. Если бы не заколоченные косыми крестами окна, было бы даже весело. Через дорогу женщина тянет на санках бидон. Ефим Григорьевич решает не возвращаться. «Завтра возьму побольше», – думает он и, качнувшись, идет.

Через два квартала на углу он видит прислонившуюся к стене Софью Павловну. Она что-то сжимает под пальто, обхватив себя двумя руками, взгляд ее блуждает по стенам домов. Ефим Григорьевич подходит к ней. Она смотрит на него и сильнее сжимает руками хлеб под пальто.

– Софья Павловна!

Старуха искоса смотрит на Ефима Григорьевича, но через секунду взгляд ее проясняется.

– Ефим Григорьевич. Я вот отдохнуть тут встала. Тяжело идти-то.

Софья Павловна дергается, но позволяет взять себя под руку.

– Ну пойдемте, я провожу вас.

Ефим Григорьевич отрывает ее от стены.

– Хлеб взяли?

– Взя́ла, взя́ла. – Она ударяет на первый слог, Ефим Григорьевич привык к этому, и всё же морщится.

Софья Павловна делает шаг в сторону и увлекает старика за собой.

– Куда вы? Нам туда.

Старуха замирает и снова проводит глазами по стенам домов.

– Да-да, я помню.

Они поворачиваются, и Ефим Григорьевич ведет старуху домой. Она с трудом передвигает ноги, шатается, Ефим Григорьевич поддерживает ее. Она крепко держит руками хлеб.

– Тяжело в очереди-то. Народу тьма. Прут без очереди, давят. Мне женщина одна сказала, шпионов много. Что если шпиона кто поможет поймать, тот двойные карточки получает. Хорошая женщина. У них в доме, говорит, три шпиона было. Хотят народ бунтовать, за немцев агитировать. Что у немцев три состава с хлебом под Лугой стоят, и как город возьмут, будут хлеб раздавать даром.

Ефим Григорьевич морщится:

– Софья Павловна! Женщина какая-то глупостей наговорила, а вы повторяете. Нет никаких составов. И шпионов нет, какие тут шпионы, зачем?

Софья Павловна качает головой, косится на Ефима Григорьевича, не верит:

– А карточки-то двойные что ж – просто так раздают, что ли?

Ефим Григорьевич не хочет спорить.

– Ну, найдете шпиона, вот и проверите.

Софья Павловна качает головой. Некоторое время они идут молча, старуха шамкает губами и что-то вспоминает:

– А карточки-то Надины? Ведь она же померла, они наши теперь. Ефим Григорьевич, надо их у Светы взять. Вы знаете, где они у нее? Я бы сходила, взяла по ним.

– Света эти карточки отнесла в жакт в тот же день, она говорила, помните?

Софья Павловна бубнит под нос чуть слышно:

– Отнесла-то, может, и отнесла. А может, и не отнесла. Может, она по ним взяла уже хлеб-то. Четыреста граммов.

– Что вы, Софья Павловна. – Ефим Григорьевич теряется. – Чтобы Света взяла?

Старуха снова трясет головой, потом останавливается и поднимает взгляд на Ефима Григорьевича. У нее мокрые бледные глаза.

– Простите старую дуру, Ефим Григорьевич, сама не знаю, что говорю. – Кажется, она готова расцеловать старика.

– Бросьте, – отмахивается тот. – Меньше бы вы всяких дур в очередях слушали.

Они уже у парадной. Ефим Григорьевич открывает дверь.

– Подниметесь вы сами?

– Поднимусь, поднимусь, спаси Господи. А вы-то?

– Я в библиотеку. Там Володенька пришел, суп варили, вам тоже оставили, идите.

– Хорошо как, Володенька пришел-таки, не зря ждали.

Ефим Григорьевич провожает взглядом Софью Павловну и закрывает дверь. Снова он недолго стоит, оглядывая улицу, заколоченные окна, ясное голубое небо. В нем просыпается злость: в такой бы день!.. черт бы побрал это всё. Злость придает ему сил, он отталкивается от двери, которую всё еще держал рукой, и идет в библиотеку. Уже на углу с Невским он проходит мимо высохшего, похожего на девушку-подростка мужчины. У него по-настоящему безумный взгляд вылупившихся глаз. Из-под ушанки он внимательно вглядывается в Ефима Григорьевича и даже какое-то время пытается, подтаскивая левую ногу, идти вслед за ним и что-то мычит. Ефим Григорьевич беспокойно ускоряет шаг и сворачивает на мост. Обернувшись, он видит сумасшедшего: тот всё еще смотрит на него и провалом пустого рта широко улыбается.

* * *

Софья Павловна поднимается по лестнице, останавливаясь после каждого пролета, тяжело дышит и поправляет воротник. Открыв дверь, она проходит по коридору и заходит в комнату. В комнате на кровати спит Володя, и, прижавшись к нему, спит Света. В буржуйке отсвечивают угли. Софья Павловна выкладывает на стол хлеб, видит кастрюльку с супом и ставит ее на буржуйку. Поводит носом: лаком не пахнет. Остался только тяжелый человеческий запах, но Софья Павловна его не чувствует. Она замирает, прислушиваясь. Сквозь тишину проступает дыхание спящих. Бледные глаза вдруг сосредоточиваются: она подходит к кровати и, наклонившись, вглядывается в Свету, потом в Володю. Она видит только поднятый воротник шинели и стриженую голову, лица юноши не разглядеть. Софья Павловна не дыша проводит ладонью по шинели: она совсем не похожа на Надино пальто, и всё же старуха просовывает ладонь в карман: он пуст. Тогда она отдергивает руку и пятится к буржуйке.

Через несколько минут она трогает кастрюльку: теплая. Тогда она ухватывает ее за ручку, берет со стола ложку и, сев на свободную кровать, черпает суп. Суп очень вкусный; забывшись, она всё громче корябает ложкой по кастрюле, и от шума просыпается Света. Она садится на кровати, смотрит на старуху. Та жадно облизывает ложку, не замечая ее.

– Это вы хорошо сделали, – тихо говорит Света, – что стали есть. Это для вас суп оставили.

Софья Павловна вздрагивает, замирает и напряженно вглядывается в девушку. Глаза ее делаются теплее, будто что-то отхлынуло от них вглубь тела.

– Спаси Господи, Светочка.

Света подходит к окну и чуть-чуть отгибает одеяло. Комнату прорезает яркая полоса.

– День-то какой, – говорит Света. – Вы давно пришли?

– Только что, Светочка. Ефима Григорьевича внизу видала, в библиотеку он шел.

– Это хорошо, значит, времени всего ничего прошло, Володенька еще поспать может.

Старуха кидает взгляд на спящего и быстро дочерпывает из кастрюли остатки. Потом она ставит кастрюлю на кровать, встает, подходит к Свете и берет ее за плечо.