Рукопись несбывшихся ожиданий. Теория смерти - Елена Тихомирова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это уже не дружба. Он пытается ухаживать за мной!» — оторопела она от осознания, и даже с шага сбилась так, что едва не распласталась на полу.
— Не бойся, не упадёшь. Держу, — успел подхватить её Саймон.
— Лучше давай я сяду на лавочку.
— Голова? — вмиг забеспокоился он.
— Нет, просто за день как-то устала.
На лавочке Мила сидела недолго. По сути, пары минут не прошло, как она просто‑напросто сбежала к себе в комнату. Ей вдруг сделалось до смерти страшно. Происходящее между ней и Саймоном влёт напомнило молодой женщине про уже порядком забытого доктора Адамса. Его истёртый временем жуткий образ вдруг снова ожил перед ней так, как если бы всё происходило только вчера. Мила вспомнила его лошадиное лицо, его жадные руки…
«Ты моя, Счастливица, моя», — прозвучало у неё в голове мерзким мужским голосом, и она даже зажала уши руками. Липкий страх — вот, что Мила ощущала. А тут ещё, как назло, раздался стук в дверь.
— Милка, с тобой точно всё в порядке? — послышался приглушённый голос Саймона, и молодая женщина постаралась как можно бодрее ответить:
— Да, в порядке. Не беспокойся.
«Нихера со мной не в порядке! — при этом пронеслось в её мыслях. — Ты хочешь попробовать купить меня, хочешь привязать к себе через то, что для меня жизненно необходимо!».
— Можно я тогда ненадолго зайду?
— Заходи, — разрешила Мила, так как никакой логичной причины возразить у неё не было. Вскоре Саймон вошёл в её комнату. Вид у него был очень серьёзный.
— Слушай, моё предложение спонтанным вышло, но я нисколько не пошутил, — сказал он с порога. — Нечего тебе в предстоящие каникулы в академии делать. Мэтра Тийсберга больше нет, а в шалаше у озера зимой жить — это чистой воды безумие. Поэтому ты… ну… я знаю, ты та ещё гордячка, но я правда очень обижусь, если ты со мной в Форкрест не поедешь. Ничего такого в том, чтобы погостить пару недель у друга, нет. В этом и заключается дружба, в том, чтобы поддерживать друг друга.
— Да, дружба в этом и заключается, — тихо проговорила Мила, и, кажется, её слова Саймона обнадёжили. Он радостно улыбнулся.
— Спокойной ночи тогда.
— И тебе.
На душе молодой женщины заскребли кошки, когда Саймон перед тем, как уйти, вдруг подошёл к ней и обнял. Мила поняла, что будь она хоть немного внимательнее, то давно заметила бы попытки приятеля сблизиться с ней. Увы, будучи занятой своими проблемами, она словно в упор их не видела, и оттого нынче понимание буквально обрушилось на неё. Пусть Саймон уже ушёл, Милу начало вовсю потряхивать. Молодая женщина даже свернулась калачиком на своей постели, так как чувствовала, что вот-вот в голос расплачется. Ей словно довелось упасть с корабля за борт, и теперь тёмные воды бесконечного океана смыкались над ней. Не выплыть. Не увидеть солнца, не сделать новый вдох.
— Хватит, — наконец прошептала она со злостью. — Саймон отнюдь не доктор Адамс. Он просто привязался ко мне, к дурочке эдакой, вот и начал выдумывать не пойми что. Всё же мы больше года живём под одной крышей.
Последние слова натолкнули Милу на понимание, что сама она тоже привязалась к Саймону. И очень сильно. Это осознание даже привело к тому, что в какой-то момент Мила представила себя в свадебном платье. Мечты о банальном женском счастье редко исчезают безвозвратно, вот и в ней, в Миле, они затаились, ожидая мига, когда смогут возникнуть яркой картиной. Что-то в душе обнадёженно всколыхнулось. По телу пробежал трепет. Молодая женщина даже робко провела пальцами по губам, как если бы пыталась представить, что некий желанный жених сладко её целует перед алтарём.
Но затем всё воодушевление кончилось.
«Какая чушь! — громогласно прозвучало в голове Милы. — Да, пусть Саймон мне не безразличен, но надо быть честной — он мне нравится только как друг. Кроме того, ничего хорошего я ему дать не смогу. Никогда!».
Ледяной ужас сковал её, когда молодая женщина представила своё прибытие в Форкрест. Мила словно воочию увидела, какими презрительными взглядами окинет её родня Саймона, и оттого она вмиг уверилась, что его отцу покажется будто сын окончательно сошёл с ума. Неудивительно. Никто не обрадуется невестке без роду без племени, да ещё с красной меткой в документах.
Мысль о документах заставила сердце Милы сжаться от горя. Она была уверена, что Саймон ещё ничего не знает насколько мерзко запятнана её честь. Ведь если бы он знал, то…
«Нет, не хочу об этом даже думать! — мысленно прокричала она. — Я просто знаю, что нужно отдалить его от себя и я сделаю это. Точка».
Глава 16. Если жизнь не складывается, вы занимаетесь не тем арифметическим действием
Многие считают осень лучшим временем для прогулок, и Антуан Грумберг относился к числу этих людей. Осенью не надо было кутаться в шубу и беспокоиться как бы не покраснел из-за мороза нос. Осенью не надо было изнемогать от жары. Правила приличия порой не дозволяли даже пуговицы на камзоле расстёгивать, а потому лето молодой лорд особенно не любил. Весна ему казалась малопривлекательной по другой причине — в ней не было того духа спокойствия, что пронизывало осеннее время. Однако, гуляя нынче по окрасившимся золотом и багрянцем академическому парку, да ещё в компании двух закадычных друзей, не так уж много спокойствия было в душе Антуана. Ни близость хороших товарищей, ни красота природы вокруг не могли его умиротворить, а всё потому, что…
— Нет, никак не понимаю в чём причина такого, — с неподдельной тревогой сказал Антуан, обращаясь к своему другу и одногруппнику Филиппу Оуэну. — Заводить любовниц среди слушательниц низкого сословия весьма распространённая в академии практика, но почему именно мне так не везёт? Откуда все эти грязные сплетни?
— Так ты действительно не приглашал к себе Эмми на ужин? — уточнил Филипп, спал с обсуждаемой девушкой Антуан или нет.
— Нет, конечно. Я всего-то на днях поднял книгу, которую она уронила. И поверь, это был не девичий флирт. Эмми густо покраснела и, не поблагодарив меня, убежала с вот такими вот выпученными от страха глазами.
— Хм. Но, говорят, её видели гуляющей возле твоего дома.
— Тогда вот что я тебе отвечу — я нисколько не слежу за тем, кто там у меня по улице за окнами ходит. И я никогда