Золушки при делах  - Лесса Каури

Рябой месяц замолчал, в задумчивости покачивая рогом. Ники затаила дыхание.

– И тогда я сотворил Индар-р-ри, – мурлыкнул черный кот, – богиню милосердия, пролившую свет в сердца многих, и близнецов Руфуса и Торуса, владеющих мастерствами. Вместе с Аркаешем они создали драконов, эльфов и разумных животных… Надо сказать, опыт весьма неоднозначный. А те, смешав эманацию веры с моим желанием поиграть, породили своих богов: Эргента, бога троллей, Арристо, бога плодородия, Гопотамкина, бога правопорядка, – и назвали их Каскарты, старшие братья. Затем боги стали возникать на Тикрее из-за каждого чиха! Имя нам было легион, но мы прекрасно уживались друг с другом до тех пор, покуда мой коварный сыночек не посеял в нашей среде ростки недоверия. Все началось с похищения пресвятых тапочек Индари, в котором Аркаеш обвинил Океанского творца, одновременно намекнув Гересклету, что Творец считает его виновным в похищении. Бог Огня в те далекие времена холил и лелеял ту часть Тикрея, на которой нынче располагается Крей. Страна палящего солнца, невыносимого зноя и песков – его рук дело. И тапочки действительно нашлись там – совершенно случайно, у каких-то младших и невразумительных божков. Их заключили в геенну к Аркаешу, никому не было дела до того, что тапочек они не крали! Между тем обвинение в похищении тапочек переросло, как это бывает, в упреки по поводу и без. Мы начали ругаться, затем биться за правду, которая правдой не была. Драка поначалу казалась забавной, и мы сами не заметили, как перестали вспоминать о мире. В самый разгар войны на сцену вышли те младшие боги, которых обвинили в краже. Они были невиновны, потому жаждали мести и целенаправленно уничтожали остальных, и было их…

– Семеро! – воскликнула Ники, вовсе не радуясь собственной сообразительности.

– Семеро, – сморщился в плаче годовалый младенец, – и сейчас это Крейский Пантеон. Сообща с теми, кто был обвинен Аркаешем в краже, и с Индари они выкинули его в небытие и выступили единым фронтом против остальных. Дальше тебе известно: Руфус и Торус, не желая участвовать в бойне против своих же братьев и сестер, укрылись под землей, где занялись созданием новой расы и развитием ремесел. Гопотамкин считался пропавшим без вести, а на деле поддерживал истощенные в войне силы за счет народа, который ему поклонялся, – эльфов. Как ты знаешь, моя жрица нашла и уничтожила его в Лималле. Остальные погибли. Посчастливилось выжить лишь Индари, Океанскому творцу и Пантеону, и они поделили Тикрей на зоны влияния.

– Погибли? – прищурилась архимагистр. – Как ты?

– Я… – пожала плечами красотка. – Я – та точка, откуда начинается истечение пространства и времени и куда они возвращаются, когда подходит срок. Нет никакой вселенской пустоты, жрица, есть только я – извечный хаос, основа всего сущего. А раз нет пустоты, значит…

– Тебя нельзя уничтожить… – тяжело вздохнула волшебница. – И меня это не радует!

– Тебя и не должно! – развеселился божок. – Зато тебя радуют другие вещи…

– Например? – насторожилась Ники.

– Например, чей-то накачанный торс… – хихикнул младенец, показал ласурскому архимагистру язык и… исчез.

* * *

Кипиша давно исчез, а Ники все сидела на камне посреди промерзшего леса, не имея желания возвращаться в душный и шумный бальный зал. Темнота давно не была архимагистру помехой, не скрывала тайную жизнь подкронного мира. Вот пролетела белая сова, похожая на бесшумную смерть. Только тень мелькнула по снегу да раздался короткий писк пойманного грызуна – то ли мыши, то ли лемминга. Правее, осторожно ступая и дыша, шло стадо полярных оленей. Ни следа оборотней… Должно быть, они уже далеко! Никакие следопыты или солдаты не догонят их, тем более в Узаморе, где лес не в пример дремучее.

Волшебница наслаждалась тишиной и задумчиво обрывала с платья обуглившиеся крылышки. Слишком долго она жила в городах, в шуме человеческих жилищ. Пожалуй, иногда надо покидать Вишенрог и отправляться на окраину мира – не по делам, не ради исследования нового смертоносного заклинания, а просто так. Погулять.

Когда камень под ней зашевелился, Ники так удивилась, что осталась сидеть. Сквозь изъеденную изморозью корку проступали один за другим… соблазнительные кубики мужского пресса. Но прежде чем подскочить от испуга, выставив перед собой руки с гудящим на них пламенем, она услышала хриплый насмешливый голос:

– Не ожидал, что ты оседлаешь меня прямо рядом с Полярным кругом, Твое Могущество!

Лихай Торхаш Красное Лихо, с которого каменным крошевом спадали остатки морока, медленно сел, опираясь руками о землю.

Архимагистр шагнула к нему, едва не опалив жадными языками пламени, но вовремя спохватилась и скрыла огонь. Лихай протянул руку.

– Помоги встать… Я все еще ощущаю себя камнем!

С неженской силой Никорин вцепилась в оборотня и рванула на себя. Спустя мгновение он стоял лицом к лицу с ней, и только сейчас она заметила, что он полностью обнажен.

Медленно, словно не веря, она коснулась пальцами его заросших многодневной щетиной щек, узких ярких губ, ключиц…

Осторожно, будто боясь спугнуть лань в лесу, полковник взял ее за плечи. И оранжевые, полные огня глаза заглянули в глаза цвета озерного льда.

– Перед смертью я вспоминал о тебе, Ники… – тихо произнес он. – И жалел, что у меня нет права последнего поцелуя!

Волшебница ощутила, как запульсировала в сердце черная дыра неслучившейся потери. Дыра, о которой она не подозревала до этого момента и где пропадали минуты и дни в ожидании известий о нем. Она действительно могла потерять его!

Поскольку архимагистр не привыкла подчиняться ничему, кроме собственной воли, – то вскинула голову и насмешливо посмотрела на него… ощущая в коленях противную слабость.

– Но ты живой!

– И голый, – прошептал он ей на ухо.

От сорванного голоса по спине Ники побежали мурашки, ноги подогнулись. Она почувствовала, как оборотень подхватил ее и прижал к себе. Ощутила каждую выпуклость или впадину на его теле и поняла, что теряет контроль, как тогда, в темной подворотне. Обхватила голову Торхаша ладонями, стараясь причинить боль, забрала его губы своими. Выпить бы его душу, чтобы он не смущал покой, который она так долго и так болезненно взращивала в собственном сердце! Отправить бы его в небытие, дабы даже воспоминаний не сохранилось! Одной любви со всеми вытекающими последствиями ей оказалось достаточно на долгие столетия! Она не хочет повторения!

Волшебница и сама не заметила, как страх и короткая, яркая ненависть к полковнику сменились страстью. Оборотень был сильнее, и теперь он забирал у нее душу, а она извивалась в его объятиях, впитывая прикосновения и жадные поцелуи, как губка воду. Одним мощным движением он отодрал от ее платья верхнюю юбку, бросил вниз. И бережно опустил Ники на нее, накрывая собой, как ночь накрывает день, а зимнее покрывало – землю. В это мгновение на всем Тикрее не было более нежных и страстных поцелуев, более крепких объятий, более всполошенного ритма сердец и сбившегося дыхания. Исчезли окружающие холод, тьма и опасности, и весь мир исчез, остались лишь два языка пламени, ласкающие друг друга во вселенской пустоте…