Слепая ярость - Сергей Майдуков

– Показаний Мягковой хватит, чтобы тебя засадить, – сказал Лунев, стараясь придать голосу ту уверенность, которой не испытывал.

– Тогда зачем ты здесь? – спросил Котов. – Стреляй или убирайся. – Он потрогал лоб. – Башка с похмелья раскалывается, а тут еще ты.

Он встал.

– Ни с места!

Грозный окрик на Котова не подействовал. Он обошел кровать, взял бутылку и принялся вливать в себя ее содержимое. Небритый кадык дергался, издавая сдавленные звуки.

Так продолжалось, пока бутылка не опустела. Котов провел тыльной стороной ладони по усам, шумно выдохнул, сглотнул и посмотрел на Лунева увлажнившимися глазами:

– Ты смерти боишься?

– Не очень.

– А я вот совсем не боюсь, – признался Котов. – Иногда гляжу в зеркало на свое мурло и спрашиваю: ты зачем живешь? Ответа не знаю. Выходит, незачем. А на хрена тогда? Звезды на погонах сменить? Еще пару лимонов в банк закатать? Надоело. Остосклиздело.

– Семья у тебя есть? – спросил Лунев зачем-то.

– У меня-то семья есть, а вот меня у нее нет, – сказал Котов. – Дети не желают меня видеть. Сын однажды выступил: катись, мол, отсюда, мент продажный. С тех пор качусь.

Он заметно опьянел. Его круглые глаза подернулись поволокой. Облизнув губы, он попросил:

– На трюмо ром стоит. Брось мне.

Лунев взял бутылку и собрался переправить ее генералу, когда обнаружил, что тот целится в него из пистолета.

– Всегда держу табельное оружие под подушкой, – пояснил он. – Привычка.

– Хорошая привычка, – сказал Лунев первое, что ему пришло на ум.

Его и Котова разделяли каких-нибудь четыре метра. За какое время пуля преодолеет это расстояние? Две пули, выпущенные одновременно…

– Мы с тобой как дуэлянты, – усмехнулся Котов. – Не пальни сдуру. Лучше кидай сюда бутылку.

Лунев кинул. Котов поймал, вытащил пробку зубами, выплюнул, стал пить, держа бутылку так, чтобы не выпускать противника из виду. Его рот скривился, глаза смотрели, не моргая.

– Сын, который меня послал, в полицейской академии учится, – сообщил он во время передышки. – Выпрут его, если правда всплывет. Значит, надо постараться, чтобы не выперли.

«Сейчас выстрелит, – понял Лунев. – Надо его опередить».

И опять не сумел спустить курок.

– Есть один способ сохранить свое доброе имя, – продолжал Котов заплетающимся языком. – В нашем ведомстве особое отношение к тем, кто…

Не договорив, он скосил рот, чтобы сделать еще пару глотков рома. Потом быстро приставил пистолет к виску и сказал:

– Пока, Лунев. Дальше вы тут без меня. Мне пора.

Буднично попрощавшись, словно готовясь просто выйти из комнаты, он разнес себе череп. Еще до того, как от малиновой гущи, шмякнувшейся об стену, побежали первые потеки, Лунев бросился к выходу. Руки его слегка дрожали, пока он прятал пистолет, сбегая по лестнице. Прежде он никогда не видел самоубийств. И предпочел бы совсем обойтись без этого опыта.

Днем из-за облаков выглянуло солнце, снег приобрел такую яркую белизну, что глазам было больно смотреть, а тени сделались глубокими, ярко-синими. До весны было еще далеко, но она уже постепенно приближалась: это ощущалось в чириканье воробьев, в свежем аромате воздуха, в тающих сосульках. Зима, правда, еще прочно стояла на своих позициях и не собиралась признавать своего неминуемого поражения.

Подумав о зиме, Лунев сразу вспомнил Мягкову, которая ассоциировалась у него со Снежной Королевой. С бо́льшим удовольствием он представил бы ее в образе крысы, змеи или гиены, но не получалось, подсознание рисовало то, что ему нравилось.

«Кто наградил эту тварь красотой? – спрашивал себя Лунев. – Природа? Бог? Дьявол? Кто бы это ни был, но он постарался на славу, создав столь совершенную оболочку для злобной, бесстыжей, подлой натуры».

Свернув с главной трассы на второстепенную дорогу, ведущую к селу Рачки, Лунев расслабился. По пути сюда он постоянно смотрел назад, опасаясь слежки, но обошлось. Оставалось надеяться, что сейчас вся полиция области будет оплакивать доблестного генерала Котова, трагически и преждевременно ушедшего из жизни, так что искать Лунева и Колесникову ей будет некогда. Пользуясь передышкой, Лунев намеревался выяснить у Мягковой местонахождение всех детей, оформленных на подставных родителей. Вдруг некоторых из них удастся спасти? Пусть больных, несчастных, искалеченных, деморализованных. Но зато живых – это главное.

Или нет? Или такие живые они никому не нужны, включая самих себя?

Не найдя ответа на этот вопрос, Лунев вошел в дом, снятый до конца месяца. Хозяин, получив деньги, помчался пропивать их к каким-то дружкам в райцентре, так что его несвоевременное возвращение не грозило.

Склонившись над несгораемым шкафом, чтобы сдвинуть его с люка, Лунев подумал, что здесь что-то не так. Почему стальной ящик развернут иначе?

Он понял почему, когда что-то обрушилось на его затылок. Впечатление было такое, что это потолок рухнул. Но за мгновение до того, как отключиться, Лунев успел осознать, что его оглушили ударом по голове. Здесь была засада. Он в нее угодил.

Он пришел в себя оттого, что на него лили воду. Она была не просто холодная, а ледяная. Закашлявшись, Лунев откатился в сторону.

Наверху засмеялись. Вытерев глаза, залитые то ли водой, то ли кровью, Лунев увидел над собой квадратную раму люка, а в этой раме – Мягкову и двух ее олухов, Бима и Бома. Бим держал в руках ведро.

– Не нравится? – спросил он. – Холодная водичка? Так я могу подогреть. Помочиться на него, Ангелина Эдуардовна?

– Угомонись, – осадила его Мягкова и спросила Лунева: – Ну что, проведал Котова?

Он подумал, что отпираться бессмысленно. Все было бессмысленно. Лунев не мог добраться до врагов. Пока он будет карабкаться по лестнице, его десять раз пристрелят. Спрятаться в погребе негде, разве что в картошку зарыться, но и ее тут маловато. Сейчас с Луневым побеседуют немного, а потом убьют. Спускаться к нему не рискнет ни весельчак Бим, ни его напарник Бом. Выходит, это конец. Всадят несколько пуль сверху и оставят подыхать.

Лунев сел, стряхивая с куртки капли воды.

– Котов застрелился, – глухо произнес он.

– Сам застрелился или не совсем? – пожелала знать Мягкова.

– Сам, – сказал Лунев. – Сын у него в полицейской академии учится. Не захотел подставлять.

– И правильно сделал. Так для всех лучше. Если ты, конечно, не врешь.

– Зачем мне врать? Какой в этом смысл?

– А давайте, Ангелина Эдуардовна, польем его бензинчиком и подожжем, – предложил Бом.

Если бы Мягкова могла, она сама подожгла бы охранника – взглядом.