Покушение на шедевр - Дэвид Дикинсон

Его удивленный возглас вызвал еще один сдавленный писк со стороны окон. Пауэрскорт сделал своему другу знак. Сначала он показал на двойные двери, разделявшие гостиную пополам. Они были распахнуты, но не до конца. За одной створкой как раз мог бы поместиться маленький человечек. Потом Пауэрскорт указал на окно.

— Ах, какой я глупый, — сказал Джонни Фицджеральд, которому никогда не надоедало играть с детьми Пауэрскорта. — Ну уж теперь-то я точно знаю, где она! Как это я раньше не догадался? Она прячется вон за теми дверьми. — Он пересек комнату, нарочно топая погромче. — Ну все, Оливия, — весело объявил он. — Твое время истекло. Сейчас я тебя поймаю. Я знаю, что ты здесь.

И Джонни эффектным жестом повернул створку на петлях.

— Боже мой, — сказал он, — ее и здесь нет. Придется мне сдаться. — В это время Пауэрскорт уже на цыпочках подкрался к шторам. Он сделал Джонни еще один знак, показав сначала на себя, а потом на пустое место за креслом-качалкой в углу.

Фицджеральд подмигнул другу.

— Как можно быть таким бестолковым? — громко произнес он. — Я наконец догадался, где она! Совершенно точно. Она вон там, спряталась за занавесками. Сейчас я их пощупаю, и мы узнаем, есть там кто-нибудь или нет. Итак, я иду!

С этими словами Фицджеральд сам спрятался за креслом-качалкой. Пауэрскорт стал ощупывать шторы. Ему под руку попалась макушка. Он точно знал, в каком месте надо щекотать дочь. Правда, у него были сомнения насчет того, не слишком ли толстый материал подобрала Люси для новой драпировки. Раздалось безудержное хихиканье, и из-за штор выскочила маленькая девочка с такими же светлыми волосами, как у матери.

— Папа! — закричала она. — Папа! — и бросилась к нему в объятия. — Я думала, ты Джонни Фицджеральд! Он был здесь минуту назад. Ты что, заколдовал его, и он исчез?

— Бу-у! — закричал Фицджеральд, выскакивая из своего укрытия. — Бу-у!

Все трое расхохотались. Спустя минуту-другую Оливия отправилась вниз попить чего-нибудь холодненького. Она сказала, что за занавесками было очень жарко и чуть-чуть страшно.

— Мне часто хочется, — сказал ее отец, опускаясь в кресло у камина, — чтобы находить убийц было так же просто, как Оливию, когда она играет в прятки.

Он рассказал Джонни о своей поездке в Линкольн и об аресте Хораса Алоизиуса Бакли. Потом он сообщил ему, что по сведениям, добытым Люси, мать и сестры Декурси живут на Корсике.

— Ты туда собираешься, Фрэнсис? Я имею в виду, на Корсику.

— Думаю, да, — ответил Пауэрскорт. — Люси пришла в большое волнение. Она раздобыла где-то книжку с леденящими кровь историями о войнах между кланами, которые длятся сотни лет, о том, как люди убивают друг дружку из-за пустяков вроде спора о том, кому принадлежит оливковое дерево… Представляешь?

— У Декурси и Пайпера один грузчик родом с Корсики, — сказал Джонни Фицджеральд. — Смуглый такой, маленький, но силен, как горный козел. Надо же — вдруг получается, что все дороги ведут в Корсику! По-моему, я должен поехать с тобой, Фрэнсис. Там может оказаться очень опасно. Но послушай, что мне удалось выяснить насчет нашего общего друга Джонстона — того, что работает в Национальной галерее.

Натаниэл Родерик Джонстон, главный хранитель отдела искусства Италии и Возрождения Лондонской Национальной галереи, который тайком подрабатывает у торговцев с Олд-Бонд-стрит, определяя авторство старинных картин. Тот самый человек, который вполне мог потерять выгодные заказы, если бы Кристофер Монтегю не погиб. Человек, подозреваемый в убийствах, последний, кто видел Монтегю живым.

— Однажды я проследил за ним до самого дома, Фрэнсис, просто чтобы посмотреть, как он живет. И вот что странно. Тем вечером я долго ждал, пока он выйдет из Национальной галереи. И как ты думаешь, кто появился на ступенях лестницы вместе с ним, практически рука об руку, чуть ли в обнимку?

Пауэрскорт посмотрел на друга.

— Пайпер? — улыбнувшись, сказал он. — Уильям Аларик Пайпер?

— Великолепно, Фрэнсис! Ты совершенно прав. И как ты угадал? Так вот, я шел следом за нашим Родериком до самого его дома в Барнсе, а может, в Мортлейке. Я не очень хорошо понимаю, где кончается один район и начинается другой. Ну и как же по-твоему, в каком доме живет наш друг? В маленьком коттедже у реки?

Лет пять тому назад Пауэрскорту довелось побывать в Барнсе, в гостях у французского посла. Там были сплошь огромные современные дома, и парадные ворота у многих из них охраняли львы весьма надменного вида.

— Нет, Джонни, вряд ли в маленьком коттедже, — ответил он. — Скорее, в большом современном особняке. Львы у ворот — я прав?

— В большом — да. В современном — нет. Львов тоже нет, — отозвался Фицджеральд, алчно роясь в шкафчике, где у Пауэрскорта хранилось спиртное. — Что у нас имеется, Фрэнсис? «Сент-Обен»? Отлично. Ты позволишь?

Фицджеральд вернулся в кресло в компании бокала с белым бургундским.

— Его дом стоит прямо на реке, — продолжал он. — Середина восемнадцатого века, по моему впечатлению. Парадные двери у самой воды — в то время ведь Темза была основным путем сообщения. Такой особняк должен был влететь ему в кругленькую сумму. С одного жалованья ее не накопишь. Теперь дальше, Фрэнсис. Мистер и миссис Джонстон переехали туда из маленького домика где-то на севере Лондона всего несколько лет назад. Но есть и еще кое-что.

— Откуда ты набрал столько информации, Джонни? — спросил Пауэрскорт.

Джонни Фицджеральд одобрительно поглядел на свой бокал.

— Выпивка помогла, Фрэнсис. Пиво, конечно, — не вино. В тамошних пабах. У реки их тьма-тьмущая. А внутри — матросы с речных судов, чиновники из Сити, владельцы местных магазинчиков. Иногда и адвокаты попадаются. На днях миссис Родерик сказала торговцу рыбой, что у них недавно прибавилось деньжат: якобы родственник наследство оставил. И вот что она сказала. — Фицджеральд небрежно плеснул в бокал еще вина. — «Мы всегда будем благодарны мистеру Рафаэлю за то, что он о нас позаботился. Теперь мы, наверное, сможем купить дом в Котсуолде, а то и в Италии».

— Мистер Рафаэль, — задумчиво сказал Пауэрскорт. — Это мне нравится. Да-да, очень нравится. Ты не знаешь, Джонни, мистер Рафаэль случайно не посещал в последнее время нашу столицу?

— Посещал, — сказал Фицджеральд. — Пока я проводил расследование, мне пришлось ужас сколько выпить. Когда я таскал повсюду тетушкиного Леонардо, у меня появились новые друзья — кое-кто из грузчиков, работающих в картинных галереях. Иногда, по пятницам, мы с ними выпиваем вместе: они любят как следует хлебнуть под конец трудовой недели. «Святое семейство» нашего друга мистера Рафаэля недавно продали одному американскому миллионеру за восемьдесят пять тысяч фунтов. Грузчики не знают, какую часть этих денег заплатили за установление авторства картины, но, по их словам, обычно она составляет от двенадцати с половиной до пятнадцати процентов. А порой и больше.

У Пауэрскорта был задумчивый вид человека, погруженного в вычисления. Он надеялся, что справится со своей задачкой лучше, чем сын Уильяма Берка — со своими школьными примерами.