Кинжал Зигфрида - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таисия стояла между деревьев, ища глазами того, кто должен был за ней приехать. Для встречи она надела все черное: юбку, легкий свитер, повязанный на лоб платок. Благо Михаил, наскоро подбирая ей гардероб, учел ее пожелания. С непривычки ноги быстро устали от ходьбы в туфлях – она добиралась сюда пешком по набережной. Эти туфли они с Михаилом купили для венчания, их кремовый цвет вносил кричащую ноту в ее смиренный облик. Но других просто не было.
Темнело. С реки тянуло холодом, серая вода покрылась рябью от ветра. Таисия замерзла, ее била дрожь. Дождь усиливался. Прохожие ускоряли шаг, стараясь укрыться кто где мог – под навесами, в магазинчиках или кафе. Листва уже не задерживала капель, и они падали на платок и плечи молодой женщины.
Парень в военной форме, весь мокрый, свернул с дорожки под дерево, оказавшись рядом с ней. Он снял фуражку и пригладил волосы, бросив на Таисию быстрый внимательный взгляд.
– Ждем кого-то? – неуместно игривым тоном поинтересовался он.
Она молча кивнула.
Из-за черного платка и холщовой сумки на плече парень принял ее за сборщицу пожертвований.
– Ваш рабочий день закончился, – сказал он. – Много насобирали?
Таисия опять кивнула.
– У тебя обет молчания, что ли? – перешел на «ты» военный. – Язык проглотила?
Теперь она заметила, что он навеселе. В Камке ей приходилось видеть пьяных мужчин, особенно в охотничий сезон. Туристы тоже зачастую баловались спиртным.
Не желая вступать в разговор с развязным человеком, Таисия отступила от него на пару шагов. Дождевые капли посыпались чаще – если так пойдет и дальше, она промокнет.
– Ты же посинела вся, – не отставал парень. – Простудишься как пить дать. Где твое начальство? Ну, выручку ты куда сдаешь?
– К-какую выручку? – стуча зубами, вымолвила она.
Ей было не по себе. Шел дождь, сгущалась темнота, а тут еще выпивший незнакомец прицепился. А к ней так никто и не подошел. Сколько еще ждать?
– Который час? – спросила она.
– Восемь, – охотно ответил парень, посмотрев на часы. – Опаздывает твой кавалер?
Ему хотелось поговорить. Непогода, зубчатая стена старой крепости, мокрые деревья и эта барышня в черном задели в нем сентиментальную струнку. Он не обращал внимания на падающие сверху капли – его душа жаждала приключения.
Глядя на барышню, он засомневался, что имеет дело со сборщицей пожертвований. Кто же она? Для обычной попрошайки слишком прилично одета. Для обычной горожанки – слишком мрачно. Выражение ее лица, обрамленного черным платком, казалось трогательно-наивным, испуганным, уголки губ были горько опущены.
– Э-э! – как будто обрадовался военный. – Видишь, они не очень-то о тебе заботятся! – не имея в виду никого конкретно, заявил он. – Плюнь ты на эти деньги. Здоровье дороже!
– Какие д-деньги? У меня нет денег.
– Ты не бойся, я не грабитель, – захохотал он. – Мне твои гроши ни к чему. Тебя, дуру, жалко. Вымокнешь, воспаление легких подхватишь. Я сейчас такси поймаю, а ты тут постой…
– У меня нет денег, – повторила Таисия.
– Нет так нет. Я за тебя заплачу. Ты где живешь-то?
Он почувствовал себя ответственным за нее. Без него она пропадет – будет стоять здесь, под дождем, мокрая и несчастная, с дурацкой матерчатой сумкой на плече, пока не простудится.
– Ладно, потом скажешь. Только не уходи никуда, жди!
Она молчала, и он, оглядываясь и подбадривая ее улыбкой, побежал к дороге ловить машину. Там, где осталась Таисия, было темно. Чуть поодаль фонарь в бледном ореоле освещал блестящий от воды асфальт, лужи и косые полосы дождя.
Таисия не понимала, что происходит. Почему встреча не состоялась? Ее трясло от холода и отчаяния. Вдруг сзади раздался шорох – она пикнуть не успела, как перед глазами что-то мелькнуло, а в горло впилась удавка. Дыхание перехватило, ноги и руки стали ватными… Из последних сил она рванулась, захрипела… В глазах вспыхнули искры, и свет фонаря померк…
Таисия очнулась от хлестких ударов по щекам, со свистом втянула в себя воздух. Боль разрывала горло, спина была ледяной, как будто ее тело лежало в холодной воде. Она не могла пошевелиться, дождь лил ей в лицо, а сверху качалось размытое пятно, издавая гортанные звуки…
Она снова провалилась в блаженное беспамятство и снова вынырнула в кошмар боли и холода. Кто-то тряс ее, бил по щекам, приподнимал и с тревожными возгласами опускал на ледяное ложе. Она не ощущала ни рук, ни ног, только сотрясающий ее кашель и рези в горле. Страха еще не было, он появился, когда Таисия узнала склонившееся над ней лицо и закричала в ужасе. Вместо крика из ее синих губ вырвался слабый стон…
Кто-то говорил, но слов было не разобрать. Голоса то отдалялись, то приближались, сливаясь с шумом дождя. Голова стала непомерно огромной и тяжелой, онемевшей. Таисия силилась осознать, что с ней, и не могла. В мозгу медленно, с чудовищным скрежетом поворачивались какие-то шестерни, приводя в движение заглохший механизм. Потом наваливалась чернота.
В тот же момент другая Таисия, легкая и невесомая, наблюдала со стороны за непонятной картиной, не испытывая при этом ни боли, ни страха, ни холода. Дождь продолжал лить, странным образом не попадая на нее. Она с любопытством смотрела, как человек в военной форме, промокший насквозь, возился с распростертым на траве телом.
«Это мое тело? – с равнодушным недоумением подумала она. – Почему оно там, внизу? Как мне хорошо и как не хочется иметь с ним ничего общего. А что это блестит на безжизненной бледной руке? Обручальное кольцо? Откуда? Я же дала обет безбрачия…»
– В тот раз тебя заставили, – добродушно, без малейшего осуждения произнес старческий голос. – На сей раз ты не успела.
Это был Авксентий. Он смотрел на нее с умилением и любовью.
– Ты опрометчиво дала клятву сразу двум мужчинам, – добавил он. В его голосе появилось сочувствие. – Ты не можешь уйти сейчас.
Таисия собралась возразить, но преподобный уже исчез, растворился в дождевых струях. А она снова содрогнулась от боли…
Чьи-то руки оторвали ее от земли и понесли. Она лишилась чувств и пришла в себя в теплой тесноте автомобильного салона, с неловко подвернутой головой, с затекшими ногами. Пахло нашатырем…
Он опять покинул хозяина, в который уже раз. Он потерял счет времени, потерял счет рукам, которые гладили его, порочно наслаждаясь его красотой и совершенными линиями. Его искусство подобно удару молнии или стреле Эроса, которая впивается в сердце. Экстаз смерти сродни экстазу любви.
Он любил звуки боя и рвущейся плоти, ласковый шепот крови, стоны умирающих и торжествующие крики победителей. Это его музыка, он был рожден для нее. Кровь пьянила его, как вино. Он не выбирал свою судьбу, это сделали боги. Ему оставалось только следовать предначертанию.