Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер

– Прикидываешься, что ли? Или правда не понимаешь? Ведь если бы Реваз не пообещал отомстить за смерть брата – стал бы Хохол устраивать все это?

– Он спасал ребенка. Ты прекрасно понимаешь, что меня считали мертвой и потому не искали, а вот мой сын – другое дело. И вряд ли Реваз остановился бы перед тем, что это всего лишь ребенок! У них нет понятия, если речь идет о кровной мести.

– Дура! Ты неужели не понимаешь, что даже это не оправдание тому, что сделал Хохол?! На суде расскажи свою жалостную историю! И погляди, сколько еще ему судья наварит сверху!

– Вот я и приехала, чтобы этого не произошло. И потому спрашиваю – есть ли связи в Москве. Я знаю, как вытащить Женьку, но мне одной не справиться. – Бес выпучил на нее глаза, уже покрасневшие и водянистые, и так смотрел какое-то время.

– Ты что задумала, шальная баба? – произнес он тихо, шаря рукой по столу в поисках сигарет. – Рехнулась… это ведь обдумать надо!

Марина забросила в рот оливку и про себя подумала, что не зря Гришка спрашивает это таким тоном – значит, хоть и удивился, но поможет. Потому что несогласие он выражал несколько иначе – матом и во всю глотку. Закурив, Бес снова взялся за бутылку, налил полный стакан себе и рюмку – молчаливо сидящей в кресле Ветке.

Ведьма вообще была сегодня какой-то странной – все время молчала, много пила и курила свои сигары почти без перерыва. Марина уже давно не видела ее такой, во время своих визитов в Англию Веточка выглядела совершенно нормально, а сегодня – совсем другой человек. Что-то точило ее изнутри, это было видно и по взгляду, и по настороженной позе, в которой она сидела, и по вздрагивающим пальцам, в которых дымила коричневая «Гавана».

– Ветуля, ты что такая? – спросила Коваль, пересаживаясь на подлокотник ее кресла. – Устала?

– Нет, – пробормотала Виола, искоса глянув на Беса, влившего в себя очередной стакан. – Потом…

Марина слегка обняла ее за плечи и почувствовала, как подруга вздрагивает под ее руками, напрягается и чуть подается к ней.

– Ветка… ты чего? – одними губами прошептала Марина, и Виола, не сводя глаз с отвалившегося на спинку кресла Гришки, так же шепотом ответила:

– Сейчас он уснет… я уведу его в спальню и приду к тебе… мне нужно тебе кое-что сказать.

Марина удивилась, но промолчала, пошла наверх, в гостевую комнату, где заботливыми Дашиными руками была приготовлена постель, поверх которой лежал шелковый Веткин халат. Взяв его, направилась в душ и долго стояла под прохладной водой, стараясь немного отрезвить себя.

Рубашки не было, а потому пришлось лечь под одеяло без всего. Прохладное атласное белье неприятно коснулось кожи, Марина вздрогнула и поежилась. Она не стала включать небольшую лампу в форме шара на тумбочке у кровати, лежала в темноте и прислушивалась к звукам, доносящимся из приоткрытого окна. Поселок жил ночной жизнью – перегавкивались собаки, где-то играла музыка, иногда проезжали машины. Слышно было, как переговариваются по рации Гришкины охранники во дворе. А где-то рядом был ее коттедж, ее дом, в котором она жила с мужем. Дом, которого у нее больше не было.

Дверь чуть скрипнула, и на пороге появилась Ветка в голубом пеньюаре, скользнула на постель рядом с Мариной, прилегла на подушку, повернувшись на бок, и зашептала:

– Я знаю, что нужно сделать… знаю, потому что увидела это. Маринка, нужно объявить его мертвым. Понимаешь? Нужно подкупить врача в тюрьме, найти труп, похожий по комплекции… Нужно много денег, очень много, но, думаю, с этим у тебя нет проблем. У Гришки есть люди в Москве, я немного поработаю с ним ночью, и он будет думать, что сам предложил тебе. Ты не отказывайся, принимай его помощь, потому что все будет так, как я говорю. Хохла объявят погибшим в драке, труп выдадут тебе, ты похоронишь его – и уезжайте.

– Вета, Вета, погоди! – взмолилась Коваль, садясь и зажимая рот подруги ладонью. – Не так быстро, ладно? Я плохо соображаю, сильно пьяная… может, обсудим это завтра?

– Нет! Мне нужно, чтобы ты решила сейчас! – настаивала Виола, оттолкнув подругу. – Понимаешь – сегодня, сейчас, иначе момент уйдет! Пока Бес пьян, я могу внушить ему все, что надо, понимаешь? И завтра он будет искренне считать, что сам так решил…

– И часто ты такое проворачиваешь? – стараясь унять вдруг появившуюся откуда-то нервную дрожь, спросила Марина.

– Не очень. Но когда мне нужно – всегда пользуюсь. Я и Алешку ему так внушила… – прошептала Виола, округлив глаза. – Он ведь не хотел, все лечиться меня уговаривал… а я ведь знала, что не будет у меня детей, помнишь, как я в аварию попала, беременная? Ну, вот я ему и нашептала все, что нужно… И сегодня, едва ты заговорила о Хохле… ведь это с ним ты по телефону на кухне разговаривала?

– Да, с ним. Адвокат его уговорил, – вздохнула Коваль. – Он ведь мне на свидании сказал – больше не приходи, не выйду, сяду в карцер.

При воспоминании о том, что она пережила на том свидании, глаза Марины наполнились слезами. Женька обидел ее сильно, ударил по самолюбию. И несмотря на это она продолжала желать его освобождения, хотела видеть рядом. Хохол был единственным родным человеком, не бросившим ее, спасшим, сумевшим уберечь от множества проблем. Она считала его своим мужем, пусть и отказывалась официально оформить отношения.

– Ты плачешь? – спросила Ветка, заметив заблестевшие глаза подруги. – Не надо, девочка моя… Ты вытащишь его, и он снова будет твой. Верь мне – я никогда не ошибаюсь…

Ее голос действовал успокаивающе, расслаблял и убаюкивал, руки совершали какие-то медленные, плавные движения вокруг головы; Марина закрыла глаза и вдруг ясно увидела Женькино лицо. Хохол улыбался, чуть сощурив глаза.

– Женя… – простонала Коваль, потрясенная этим видением. – Женечка, родной мой…

– Господи, что ж ты такая податливая-то стала, – пробормотала Ветка, убирая руку от ее лица. – Так и с ума сойти недолго… Все, просыпайся! – она резко хлопнула в ладоши, и Марина очнулась:

– Что это было? – спросила, растирая пальцами виски, невыносимо заболела голова.

– Ну, ты даешь! Точно, после комы с головой у тебя что-то… Хотела тебе дать пообщаться, а ты поплыла, – призналась Ветка. – Гипноз, слышала?

– Больше не смей так играть со мной! – резким броском схватив подругу за руку и вывернув ее, зашипела Коваль.

Ветка взвизгнула:

– Больно! Пусти, Маринка! – Когда та отпустила, рявкнула шепотом: – Дура! Чуть из сустава не вывихнула! Откуда прыти столько?

– Не разучилась еще! – отпарировала Марина. – Никогда не смей лезть мне в башку, поняла? Прекрасно ведь знаешь – со мной так нельзя!

– Ну, прости – хотела, как лучше… Хоть лицо успела увидеть?

Марина молча кивнула. Ветка обняла ее, прижалась лицом к влажным после душа волосам и покаянно прошептала:

– Прости меня…

– Больно было?