Ловушка для блондинов - Елена Топильская

Растоптала ногами толпа мне,

И на тело не смела взглянуть я…

Но меня отделили от тела,

Бросив лоскутья

Воспаленного мяса на камне…

Я вообще не думала, что кто-нибудь из моих коллег знает это стихотворение; и вдруг — Кужеров!..

Он так вдохновенно читал произведения наших лучших поэтов, что я решилась спросить, а не писал ли он сам когда-нибудь?

— Писал, — смущенно признался он. — Давно, правда…

— Почитай, — пристала я к нему. — Ну, пожалуйста…

— Ну ладно, — сказал, наконец-, заалевший, как девушка, Кужеров. — Я тебе одно прочту, только ты никому не говори потом, хорошо?

— Хорошо, — удивленно согласилась я. — А что, никто из твоих не знает, что ли?

— А зачем им знать? Я для себя писал. Ну и еще кое для кого…

Я позабыт, но не покинут.

И в этом нет твоей вины.

Пусть кубок счастья отодвинут,

Рубцы на сердце не видны…

Я одинок, но жив надеждой,

И пусть истерзана душа —

Тянусь к тебе, родной и нежной,

Под грудой дел едва дыша.

Я не вернусь, но будет свята

Минута каждая с тобой,

До той поры, пока не снято

Кольцо, надетое судьбой…

— Жене? — спросила я тихо.

— Жене. Ладно, пора спать, — быстро сказал Сергей, не давая мне больше вставить слова. — Тебя завтра во сколько разбудить?

* * *

Утром, естественно, будила Кужерова я, а не наоборот. Мы по очереди посетили туалет и умылись, с риском для жизни. Вот они, опасности работы следователя — загаженный туалет и ледяная вода в кране по утрам. Козни мафии перед этим временно отступили.

Пойти завтракать в гостиничный буфет мы не рискнули и правильно сделали, поскольку ровно в десять к гостинице подкатил красный кабриолет. Франсуа Ксавье оперативно доставил нас в казино “Европа”, где в ресторане был накрыт шведский стол. За шведским столом активно завтракали несколько человек в милицейской форме и столько же народу в штатском, в которых даже нетренированный взгляд без труда определил бы работников отдела внутренних дел. Усаживаясь рядом с нами с чашечкой кофе, Франсуа подтвердил, что с десяти до одиннадцати по будним дням в ресторане завтраки для сотрудников горотдела.

— Франсуа, а у тебя в Алжире родственники остались? — спросил его Кужеров, откусывая от горячего круассана.

— Нет, мои родители умерли, а братья живут в Европе. В Великобритании.

— Жалко, — пробормотал Сергей. — А то вдруг бы они у нас захотели в ментовке поработать… Слушай, а может, похлопотать, тебя в Питер перевести? К нам в район, например? Жена тоже переедет…

— Ты что, Сергей, — осадила я его. — Тебя вся местная милиция приедет убивать.

— Спасибо, — засмеялся Франсуа. — Я здесь уже привык. Жена местная, свояк — глава администрации. У вас мне будет трудно освоиться.

Подкрепившись, мы отправились прямиком на кладбище. Когда-то я уже проводила эксгумацию в Ивановской области, только в другом городе, и по опыту знала, что стольких бюрократических препонов, как у нас в Питере, в провинции не существует. Хочешь эксгумировать — ради Бога, приезжай и эксгумируй, и не надо долго и муторно испрашивать разрешения в санэпидстанции и гарантировать оплату Управлению ритуальных услуг. Франсуа подтвердил мне, что с тех пор, как я получала опыт эксгумации в их краях, ничего не изменилось.

— Надо только предупредить наше бюро судебно-медицинской экспертизы и взять гопников, чтобы гроб выкопали.

Начали мы с бюро судебно-медицинской экспертизы, которое для этого заштатного городка выглядело вполне прилично; подозреваю, что в оформлении их интерьера без членов семьи Франсуа Ксавье тоже не обошлось. Во всяком случае, нашего чернокожего друга там встречали с почестями, только что в пояс не кланялись, прямо не знали, куда посадить и чем угостить. И то, что нас привез именно Ксавье, послужило лучшей рекомендацией, поскольку особого энтузиазма наша просьба у медиков явно не вызвала, но в присутствии кормильца им деваться было некуда. С кислыми минами нас заверили, что все сделают в лучшем виде. Тут же Ксавье куда-то позвонил и сообщил медикам, что грузовик с песком, полагающийся по правилам перевозки эксгумированных трупов, будет на кладбище к двум часам, а раньше нам и не справиться.

Я поймала себя на том, что и мне, вслед за Кужеровым, безумно хочется переманить Франсуа Ксавье на работу в Петербург. Постепенно я привыкала к его необычной для русского глаза внешности и потихоньку начала любоваться его мягкой грацией, блестящей темной кожей, яркими глазами.

Экспертов в местном бюро СМЭ было двое, и нам выделили того, кто постарше, высокого полноватого доктора с бородкой. Он, кряхтя, стал собираться, а я притулилась на уголке стола заведующего бюро и быстро написала постановление об эксгумации.

Франсуа Ксавье доставил нас с доктором к воротам кладбища и отбыл, предупредив, что едет за рабочими. А мы пошли договариваться со смотрителем и искать интересующую нас могилу.

Старичок в сторожке встретил нас как родных. Было такое ощущение, что он и не ложился, а все высматривал, не идем ли мы снова.

Нужную могилу мы нашли довольно быстро, несмотря на то, что могильная плита была завалена листьями. Старичок-смотритель веничком смел листву и расчистил плиту, на которой можно было прочитать “Коростелев Виктор Геннадьевич”, но почему-то без даты рождения и смерти. Я подумала, что если киллер выживет, а мне придется его допрашивать, то фотографии его собственной могилы “с открытой датой” мне не помешают.

Стоя с веничком в могильной ограде, сторож проговорил:

— Никто за могилкой не ухаживал, как похоронили, так ни одна живая душа и не приходила. А ведь молодой-то парень был… Жена, наверное, утешилась быстро — понятно, красотка, по ней видно, что к деньгам привыкла.

Слушая его тихий говорочек, я подумала, что невредно было бы его допросить — кто хоронил покойника с документами Коростелева, как выглядела неутешная вдова покойного, и прочее, и прочее…

Прибыл франтоватый участковый Франсуа Ксавье, ведя за собой двоих мужичков невнятной внешности с лопатами в руках. Он показал им могилу и скомандовал:

— Надо вскрыть могилу, гроб поднять, открыть и погрузить на грузовик. Если справитесь до двух часов — по две бутылки на рыло. — Из уст изящного чернокожего капитана милиции жаргонные словечки было слышать так же странно, как и замысловатые профессиональные термины.

Мужички оживились и стали жадно оглядывать фронт работ, прикидывая, управятся ли они к призовому времени.