Засекреченный полюс - Виталий Георгиевич Волович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А он и говорит: пошли в рабочую палатку, я вам там все на месте разобъясню. Пошли. Он выковырял вентилятор и в открывшееся отверстие просунул свое устройство. Затем присоединил лампочку к электросети и включил свет. И сразу все стало понятным. Теперь нам не требовалось выбегать из палатки для определения скорости и направления ветра. Достаточно было зажечь лампочку и можно было сразу включать анемометр-подсветку, а его черная стрелка, хорошо видная на белой поверхности круга, точно указывала, куда дует ветер.
Внимательно слушая объяснения Сомова, я подумал, с каким неослабевающим интересом они исследуют каждую пробу воды, разбирают содержимое каждой планктонной сетки в исследуемом районе океана. Вот в чем прелесть работы первопроходцев. Труд гидрологов, и так утомительный своей монотонностью, становится особенно напряженным и изматывающим во время 15-суточных станций. Две недели подряд, поочередно меняя друг друга, они опускают батометр, измеряют глубину океана, достают пробы грунта со дна с помощью тяжеленной "грунтовой трубки", отлавливают планктонной сетью живность, населяющую местные воды.
И в то же время меня поражало другое. Поразительная бедность, а порой примитивность аппаратуры, на которой работают гидрологи. Нет термозондов, позволяющих дистанционно измерять электрический аналог температуры на термочувствительном датчике, не говоря уже о батитермозондах, обеспечивающих получение данных о температуре и глубине до двух тысяч метров. Отсутствует даже простейший эхолот, которым Уилкинс измерял глубины океана (кстати, почти в этом самом месте 23 года назад). Что это, результат отечественной нищеты, экономии на науке или скудоумия начальства?
Гидрологические исследования, так же как и многие другие на нашей станции, требуют точной привязки к месту их проведения. Поэтому судьба их находится в руках Миляева. Он не только геофизик, но и главный штурман экспедиции. Еще не пришел час, когда свое местоположение можно будет определять одним нажатием кнопки прибора, выдающего долготу и широту в любой точке земного шара. Пока приходится определять координаты тем же древним способом, которым пользовались мореплаватели сотни лет назад, - по звездам.
Четыре раза в сутки Николай Алексеевич отправляется в свой астрономический павильон "вылавливать" светила, называемые навигационными. Из шестидесяти таких звезд он обычно выбирает лишь несколько, уловив момент их кульминации{27} и время этого события, которое фиксирует помощник - "записака", он наблюдает за показаниями хронометра в палатке не спеша, отыскивает в астрономическом каталоге величины склонений звезд и по специальной формуле рассчитывает широту сегодняшнего местонахождения нашей льдины. Штат "записак" у Миляева невелик - я да Зяма Гудкович.
Сегодня моя очередь служить на благо астрономии. Закутавшись потеплее, я побрел следом за Миляевым в его астрономический павильон. Несмотря на громкое название, это всего лишь крохотная площадка, окруженная невысокой стенкой из снежных кирпичей. В центре ее установлена тренога с теодолитом. Пока Миляев распеленывает свой прибор, я устраиваюсь комочком на оленьей шкуре, раскрываю журнал наблюдений и отбрасываю крышку хронометра. Часы-хронометр - предмет постоянных забот астронома. Ведь от правильности его показаний зависит точность определения координат нашей станции. Поэтому Миляев регулярно навещает радистов, сверяя показания хронометра с сигналами точного времени, передаваемыми Гринвичской обсерваторией. Их всего 180: 60 - подготовленных, 60 - настроечных и 60 - контрольных.
Приникнув к окуляру теодолита, Алексей спрашивает:
- Готов?
- Готов! - эхом отзываюсь я.
- Приготовиться! - командует он.
Я впиваюсь взглядом в черную стрелку, обегающую золотистый циферблат.
- Есть, - хрипит Миляев, и я торопливо записываю в журнал показания трех стрелок - часовой, минутной и секундной.
Эта процедура повторяется много раз. Ноги у меня застыли. Онемевшие от холода пальцы едва удерживают карандаш. А Миляев снова и снова повторяет:
- Приготовиться. Есть.
В безветренную погоду, когда мороз не очень свирепствует, Николай Алексеевич в перерыве между наблюдениями посвящает меня в премудрости астрономии. Я уже начал разбираться в россыпи созвездий и легко отличаю оранжево-красное пятнышко Арктура от желтоватого Канопуса. Без труда отыскиваю в черноте неба сверкающую альфу созвездия Большой Пес - Сириус, красновато мерцающего Альдебарана.
Это все так называемые навигационные звезды. По их положению на небе определяются координаты места наблюдателя.
Многими из них люди пользовались еще в незапамятные времена, прокладывая путь среди волн. Мне вспомнились строки из "Одиссеи". Направляя плот к берегам родной Итаки, герой поэмы
...Бодрствовал: сон на очи его не спускался,
И их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно
В море Боота, с Медведицы, в людях еще Колесницы
Имя носящей, и близь Ориона свершающей вечно
Круг свой, себя не купая в водах Океана.
С нею богиня повелела ему неусыпно
Путь соглашать свой, ее оставляя по левую руку.
Теперь я сразу нахожу знаменитую Полярную звезду - путеводный маяк путешественников. Ориентируясь на Большую Медведицу (которую только слепой не увидит), я провожу линию через две крайние звезды ковша и, мысленно продолжив ее, откладываю на ней расстояние между звездочками пять раз. На конце пятого отрезка видна яркая звездочка - Полярная. Кстати, оказалось, что по Большой Медведице можно даже определять время суток. Если мысленно разделить небосвод на двенадцать частей и представить, что это циферблат гигантских часов, то сверху будет 12, а снизу - 6. Воображаемая линия, проведенная через две крайние звезды ковша, превратится в стрелку. Если стрелка, например, указывает на 2 часа, а на календаре 15 декабря, можно произвести несложный расчет. Декабрь - 12-й месяц, а 15 дней - еще половинка. Получается 12,5, складываем 12,5 с показаниями часов - двойкой. В