Шелк и сталь - Кэт Мартин

Странно было наблюдать за Натом, который наблюдал за ней.

Он не догадывался, что она может видеть его, и потому смотрел на нее так, что в ее голове рождались волнующие душу воспоминания, которые, казалось, давно были забыты. Уинни помнила, как они поцеловались в первый раз и как тайно встречались у ручья, где Нат сделал ей предложение. Помнила, как один только взгляд нескладного застенчивого юноши, каким он был тогда, заставлял трепетать ее сердце.

Затем она представила Ната уже не юношей, а взрослым мужчиной. Представила, как его красивые губы касаются ее губ, как он целует ее грудь, а она лежит обнаженная рядом с ним.

Отвернувшись от зеркала, Уинни почувствовала, что щеки ее пылают.

— О… леди Бекфорд. А я все думал, придете ли вы сегодня сюда.

Уинни немного смутилась, не заметив, что Нат приблизился к ней. Сейчас он казался ей каким-то чужим и далеким.

Уинни приподняла подбородок, напустив на себя строгий и неприступный вид.

— Мистер Уитли, — единственное, что она смогла произнести, чувствуя некоторую неловкость.

Нат скользнул взглядом по ее обнаженным плечам и груди, возвышающейся над корсажем платья.

— Надеюсь, вы приятно проводите время, — сказал он, посмотрев Уинни прямо в глаза.

— Да… да, конечно, — ответила она сбивчивым от волнения голосом. — Почему бы нет?

Однако на самом деле она испытывала крайнее напряжение с того момента, когда заметила Ната Уитли в небольшом салоне рядом с Дубовой гостиной, беседовавшего с ее племянником.

— Я тоже так подумал, — сухо произнес он. — Вам определенно было очень приятно, когда вы беседовали с лордом Куллинвортом несколько минут назад. Я слышал, он подыскивает себе супругу. Граф очень богат, и женщина с такими данными, как у вас, наверняка заинтересует его. — Нат сделал попытку улыбнуться. — Граф является моим клиентом, и я мог бы замолвить словечко о вас, если хотите.

— О чем вы говорите? — возмутилась Уинни. — Меня не интересует ни Куллинворт, ни кто-либо другой. И мне обидно слышать намеки, будто меня привлекают его титул и состояние.

Нат удивленно вскинул брови, но глаза его остались холодными.

— В таком случае примите мои извинения. Однако у меня не возникло впечатления, что, если бы его светлость пожелал продолжить отношения с вами, вы обиделись бы на него, как на меня за высказанное мной предположение.

— Вы прекрасно понимаете, что это не одно и то же. Нат поджал губы:

— Разумеется. Еще раз извините, леди Бекфорд.

Он резко поклонился, повернулся и пошел через комнату, ни разу не оглянувшись.

Очевидно, он был все еще зол после их последней встречи, и теперь Уинни тоже разозлилась. Каков нахал! Неужели он думал, что она согласится вступить с ним в интимную связь? Чем больше она думала об этом, тем сильнее возмущалась.

Нат, как всегда, пришел без жены. Даже в канун Рождества. Уинни поражалась, как бедная женщина могла терпеть такое пренебрежение к себе.

Она увидела, что он присоединился к группе людей, собравшихся за столом в дальнем конце гостиной, которые разговаривали и смеялись над рассказами лорда Брайервуда. Трудно было представить, что холодный, бесстрастный мужчина, с которым она только что разговаривала, был когда-то тем самым молодым человеком, которого она любила.

И все-таки что-то в нем волновало ее. Что-то заставляло ее сердце трепетать каждый раз, когда он приближался к ней. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать с собой.

Уинни старалась не замечать Ната весь оставшийся вечер, однако время от времени посматривала в его сторону и настороженно прислушивалась, когда он смеялся своим густым баритоном, беседуя с кем-либо из женщин. При этом каждый раз она чувствовала уколы ревности. Когда наконец святочное полено было сожжено и дети Синклеров отправились спать, Уинни увидела, как Нат, пожелав спокойной ночи герцогу и герцогине, пошел к выходу.

Она быстро прошла через всю комнату, которая показалась опустевшей без него, и вышла на террасу, где холодный декабрьский воздух подействовал на нее отрезвляюще. Уинни потерла руки, стараясь согреть их, хотя внутри все еще ощущала жар после недавнего разговора с Натом. Он просто беспринципный ловелас, заботящийся только о своих интересах.

Но, Боже, как же она хотела его. Уинни никогда прежде не считала себя страстной женщиной. Ее муж Ричард был добрым и внимательным человеком, но обычно приходил к ней в спальню в темноте и покидал ее, как только удовлетворял свои потребности. А когда стало известно, что она не может родить ему ребенка, вообще перестал общаться с ней в постели.

Она никогда не испытывала горячих чувств к Ричарду, как в былые годы к Нату. Да и сейчас ее бросало в жар от одной только мысли о нем. По-видимому, она такая же безнравственная и грешная, как он.

Уинни содрогнулась. Она очень злилась на Натаниела Уитли, но, по правде говоря, еще больше на себя.

Рождественские праздники миновали. Светлые, теплые, радостные дни, какими их помнила с детства Кэтрин. Она подарила тете Уинни прелестную кашемировую шаль, а Люсьену — великолепную серебряную табакерку с его инициалами, красиво выгравированными золотыми буквами на крышке. Люсьен подарил ей ожерелье с изумрудами и бриллиантами.

— О милорд, я не могу принять такой ценный подарок, поскольку менее чем через год…

— То будет потом, а сейчас я дарю тебе это ожерелье как друг и хочу, чтобы ты сохранила его.

Однако смотрел он на нее далеко не как друг. Его глаза горели жарким огнем, отчего она ощутила внутренний трепет.

Кэтрин облизнула пересохшие губы и крепко сжала пальцы, сдерживая желание коснуться его. Когда он улыбался, она не могла оторвать глаз от его чувственных губ, представляя, как они прижимались к ее губам, как он слегка покусывал их, как целовал ее шею в ту ночь, когда они занимались любовью, и горячая волна приливала к низу ее живота.

На следующий день Люсьен пригласил ее на санную прогулку по свежевыпавшему снежку. Под пышной меховой накидкой ей было тепло и уютно, и Люсьен улыбался, глядя на нее.

Он был таким внимательным и заботливым, что Кэтрин начала испытывать чувство вины за свой недавний поступок. Прошло несколько недель с того дня, когда Люсьен отказал ей в просьбе устроить лабораторию в небольшом каменном коттедже в лесу у ручья. Несмотря на строгий запрет мужа, Кэтрин все-таки начала там работать, поскольку знала, что единственной причиной его отказа было то, что он не одобрял ее увлечения медициной, называя его «вульгарной целительской практикой». Возиться с различными травами и ядами и пытаться с их помощью лечить болезни было само по себе недостойным делом для женщины с ее положением.

Люсьен твердо заявил ей, что интерес к медицине едва ли совместим с титулом маркизы Личфилд.