Завтрашний день кошки - Бернард Вербер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это? – подозрительно спросила я.
– Икра, – ответил Пифагор, – рыбьи яйца.
Они оказались маленькими, круглыми и черными. Мне всегда казалось, что яйца рыб должны быть белыми. Я осторожно понюхала: пахло хорошо. Я макнула в горшочек лапку, поднесла ко рту и лизнула. Потом положила несколько зернышек в рот. Маленькие шарики стали лопаться на зубах, из них брызнул восхитительный солоноватый сок. Вкусовое ощущение от этого продукта питания оказалось совершенно новым. Это даже лучше, чем сухой кошачий корм. Я взяла еще. И чем больше ела, тем больше ценила этот очень необычный вкус. Мне еще никогда не приходилось лакомиться такой вкуснятиной.
Пифагор по виду тоже пришел в восторг от этих черных яиц. Вскоре мы все уже набили себе брюхо этим человеческим деликатесом, буквально им объевшись.
Икра! Я ее обожала. И ничего, кроме нее, есть больше не хотела.
Я облизала губы и ощутила гордость за то, что была кошкой и совершила все эти поступки.
Гордость за то, что поняла: в этом мире все взаимосвязано, а границы материи, по сути, являются лишь субъективными представлениями.
Когда взошло солнце, мы все вчетвером завалились спать, прильнув друг к другу. Во рту ощущался привкус икры, в голове проносились обрывки воспоминаний о фантастической битве при Елисейских Полях.
Я была счастлива.
Я любила Пифагора.
Я любила себя.
Я любила икру.
Я любила Вселенную.
Мне на глаз легла чья-то лапа. Потом меня укусили за мочку уха. Просыпаться не хотелось. Затем я почувствовала, что кто-то прильнул к моим соскам. Анджело – со своей вечной неловкостью. Я о нем совершенно забыла. Раз он рядом, значит, его, должно быть, кто-то привел сюда, пока мы спали.
Наконец я соизволила открыть глаза и легла поудобнее, чтобы котенок мог вволю напиться моего молока. На улице стояла ночь, и я обнаружила, что на этот раз пробудилась не с наступлением вечера.
Пифагор уже встал. Стоя у окна, он не сводил глаз с парка, окружавшего Елисейский дворец.
– У меня две новости, хорошая и плохая, – не оборачиваясь, сказал он. – Хорошая заключается в том, что, поскольку никто из наших не заболел, мы обладаем иммунитетом против новой чумы, обрушившейся на людей. И, как следствие, можем без страха сражаться с крысами.
– А плохая? – спросила я, отстраняясь от Анджело.
– Аккумулятор моего смартфона полностью разрядился, и я больше не могу подключаться к Интернету. В последний раз, когда я пользовался «Третьим Глазом», выжившие в сражении крысы перегруппировались и отправились на поиски подкрепления. Теперь я не знаю ни что они в настоящий момент делают, ни каковы их дальнейшие планы. Хотя и могу сказать с уверенностью, что они обязательно попытаются взять реванш.
Я подошла к сиамцу, но почувствовала, что он холоден.
После всего что случилось вчера, говорить с Пифагором мне казалось странным.
Я повернулась и посмотрела на себя в большое зеркало, стоявшее в спальне.
Быть богиней означает постоянно помнить, что ты представляешь собой все и что в тебе сосредоточено мироздание. Быть кошкой означает ограничиваться лишь рамками твоего собственного организма.
Я протерла глаза – тем хуже для меня, поскольку мне пришлось отказаться от представлений о себе как о вместилище всего, – и, как ни в чем не бывало, вновь заговорила с сиамцем:
– После своего поражения крысы не посмеют сюда сунуться.
– Еще как посмеют, – тут же возразил он.
– И мы опять их одолеем. У нас есть Ганнибал.
– Их будет еще больше, а мы не сможем воспользоваться таким преимуществом, как эффект неожиданности.
– Но все равно одержим победу, – сказала я уверенно.
– Здесь оставаться нельзя, – заявил Пифагор.
Судя по всему, он нервничал. Я прекрасно понимала, что без той бесценной информации, которую ему поставлял «Третий Глаз», сиамец чувствовал себя слепым и что подключение к Интернету для него было чем-то вроде валерьянки для Феликса – сильнодействующим наркотиком.
Пифагор без конца мерил шагами комнату.
– Нужно отыскать салон сотовой связи, найти там аккумулятор и провода, а затем где-нибудь подключиться к действующей электросети! – взволнованно заявил он. – А еще лучше раздобыть где-нибудь аккумулятор с подзарядкой от солнечной батареи, в этом случае мы не будем зависеть от муниципальных распределительных сетей, которые все больше выходят из строя.
– Салон сотовой связи? Если растолкуешь мне, что это, думаю, я смогу такой найти, – сказала Эсмеральда, которая только что проснулась и тут же решила сделать что-нибудь полезное.
Пифагор ткнул лапой в оборудование у него на спине.
– Я знаю, где нам искать, – отозвался президентский кот, тоже проснувшись. – Несколько таких магазинов есть на Елисейских Полях.
– Мне с вами можно? – спросила я.
– Нет, Бастет, ты понадобишься мне в другом деле, – сказал Пифагор.
Он перестал наворачивать по комнате круги и каждые пять минут сплевывать комочки шерсти, что в его случае свидетельствовало о заметном раздражении.
Из солидарности то же самое сделала и я.
– Как только мы восстановим доступ в Интернет, нужно будет найти безопасное место. Теперь на нас лежит новая ответственность – вести за собой примкнувших к нам кошек, – напомнил сиамец. – Сидеть здесь и вкушать плоды эфемерной славы означает заранее обречь себя на гибель.
Пифагор, казалось, никак не мог успокоиться.
– Давай вернемся обратно в лес, – предложила я, протягивая ему немного оставшейся со вчерашнего вечера икры.
– Там крысы без труда нас окружат, зажмут со всех сторон и одолеют благодаря численному перевесу.
– Может, тогда лучше уйти из города, захватив с собой все запасы съестного?
– Нет, нужно устроиться в месте, которое можно легко защитить от массированной атаки грызунов.
Весь вечер мы прождали возвращения Эсмеральды и Вольфганга из предпринятой ими экспедиции. Они появились с некоторым опозданием, сжимая в зубах все необходимое. Все вчетвером мы взялись за дело и стали подсоединять провода, чтобы зарядить аккумулятор. Наконец, после долгих часов напряженной работы, Пифагор вновь смог воспользоваться своим «Третьим Глазом».
Чтобы подключиться к Интернету, он не ждал ни одной лишней секунды.
Мы ходили вокруг сиамца кругами и мерили шагами комнату, хотя я и знала, что в такие минуты Пифагор уносится куда-то далеко и парит в измерении, созданном этим волшебным, произведенным людьми предметом.
– Нашел, – наконец заявил он.