Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко

Голсуорси, конечно, понимал, что на таком подходе держится государственная власть, но его страшили и ему были отвратительны эти люди – винтики государственной машины.

На что же надеяться человеку, верящему в прогресс и справедливость? Голсуорси мог предложить ему только «мужество без надежды». Очевидно, взгляды, выраженные Голсуорси, не могли найти одобрения официальной критики, и на «Комментарий» последовали отрицательные отзывы.

Но Голсуорси не ограничивался только декларацией своих взглядов, но и следовал им в жизни. Так, летом 1907 г. пьеса Эдварда Гарнета «На переломе» была подвергнута государственной цензуре. Вслед за Уильямом Арчером вопрос об отмене театральной цензуры был поднят и Голсуорси. Была поставлена задача создания комитета или «Лиги» литераторов. Определенные надежды Голсуорси возлагал на своих влиятельных знакомых. Еще в мае на обеде, данном К. Ф. Мастерменом в палате общин, он познакомился с Уинстоном Черчиллем. О своих попытках он сообщал Гарнету: «Что касается палаты общин, я обратился к Мастермену с просьбой принять меня. Но Баркер телеграфировал мне, что, по его мнению, вряд ли это осуществимо. Недавно он тоже предпринял такую попытку. Если Мастермен мне откажет, я попробую встретиться с Р. К. Леманном». Но летом правительственные офисы опустели и никого найти было невозможно. Со своими коллегами он встречался не в Лондоне: с Шоу встретился в Уэльсе, а с Арчером – в Кембридже. Ведренн отказался поддержать их, ссылаясь на то, что он не свободный писатель и это для него, арендующего театры, слишком опасно.

Следующей под запрет цензуры попала пьеса Гренвилл-Баркера «Пустыня». Это вызвало возмущение среди писателей и побудило Голсуорси к активным действиям. Пригласив к себе на обед профессора Гилберта Мюррея, он проинформировал его о сложившейся нетерпимой ситуации и попросил его поговорить о ней с Дж. М. Барри. Ими был создан комитет, которому содействовали Уильям Арчер, Гренвилл-Баркер, Артур Пинеро и сэр Уильям Гилберт.

Комитет распространил подписанное семьюдесятью одним драматургом письмо, его представителей принял министр внутренних дел Герберт Гладстон. Им был составлен законопроект, поддержанный известным историком и литератором Чарльзом Тревельяном и главой палаты общин и литератором, автором комедий Робертом Вернон Харкуртом. В конце концов, осенью 1909 г. он был рассмотрен на заседании обеих палат, на котором с речью выступил Голсуорси. Она была издана в виде Голубой книги, и на этом дело закончилось, по сути, безрезультатно.

Большую часть лета 1907 г. чета Голсуорси провела в Девоне и Корнуэлле, преимущественно в Бьюте. В июле Голсуорси начал писать роман, позже получивший название «Братство». Он с супругой часто переезжал с места на место. В конце августа Ада писала Моттрэму: «В пятницу мы поедем в Телвертон. У Джека есть разрешение на посещение дартмурской тюрьмы. Это ужасно, но он так давно хочет там побывать». Голсуорси позже вспоминал: «Здесь (в Бьюте) мы пробыли до тридцатого августа, затем до 2 сентября побывали в Ту-Бриджис в Дартмуре (где я посетил тюрьму), в сентябре опять жили в Тауне. Здесь великолепно – такой воздух, такие скалы, пески, холмы и тропинки, такое небо. Здесь слишком хорошо, чтобы работать, и аромат тоже чудесный». В октябре они приехали в Манатон, уже твердо решив снять со следующего года здесь сельский дом, куда они могли бы в любое время выезжать на отдых. В Манатоне Голсуорси продолжил работу над романом.

Голсуорси интенсивно работал над романом «Братство» и в Лондоне, куда они вернулись в ноябре, и за границей, в поездке в более теплые страны зимой. После краткого пребывания в Париже они направились на Лазурный берег Франции и остановились в столице Восточного Прованса – Грассе, несколько северо-западнее Канн в приморских Альпах. Они провели на этом курорте пять недель в декабре и январе. И пока Ада «изучала» новейшие течения европейской моды в области парфюмерии, – а Грасс известен как мировая столица парфюмерии, где производятся самые изысканные духи, – Голсуорси, прогуливаясь по живописным окрестностям, в свое время понравившимся королеве Виктории и сестре Наполеона, обдумывал свой роман «Братство».

В основном роман «Братство» был написан в Манатоне, куда супруги Голсуорси прибыли в апреле 1908 г. и где прожили тринадцать недель. Эта маленькая деревушка на границе с Дартмуром между Мортонхемпстедом и Бови-Трейси была им хорошо знакома. Они уже несколько раз приезжали сюда, наслаждаясь видом окружающих ее вересковых пустошей, которые, как писал Джек Гарнету, в солнечные дни великолепны. В деревне было всего несколько домов, почта, лавка и паб.

В свои приезды чета Голсуорси останавливалась в качестве «платных гостей» фермера Эндакотта в его деревенском доме Уингстон. На этот раз они решили арендовать парадные комнаты на много лет вперед. Хозяева занимали другие помещения в этом же доме. Во время пребывания Голсуорси и их гостей в Уингстоне они исполняли функции обслуживающего персонала: миссис Эндакотт – главной распорядительницы, а ее супруг еще и присматривал за их лошадьми. В доме также жил их старший сын Эрик, младшие дети и племянницы Фарза, а также иждивенцы и сельскохозяйственные рабочие.

Уингстон стоял на самой окраине деревни, к нему вела узкая дорога, вдоль которой были посажены деревья с обеих сторон. Она заканчивалась у черного входа на заднем дворе. Через всегда открытую кухонную дверь постоянно сновали дети хозяев, по двору носились собаки, гуляли цыплята, и на нем стояли повозки и другое имущество фермера. Но Голсуорси и приезжавшие к ним в деревню гости ничего этого не видели. Их подвозили непосредственно к парадному крыльцу. Большое число цветочных клумб окружало веранду и стеклянные двери, украшавшие фасад дома. С этой стороны дом имел весьма элегантный вид. И действительно, облицованный гранитом двухэтажный фасад выглядел более солидно, чем у других фермерских домов. На первом этаже французские окна открывались на веранду с полом из каменных плит и смотрели на восток поверх того, что в других регионах Англии было бы выгоном для лошадей, а здесь было неровным полем, в котором обнажались каменные породы Дартмура. Выгоном для лошадей служила большая лужайка, хотя на ней иногда паслась хозяйская скотина. Каменная стена отделяла ее с севера от луга, вокруг которого стояли церковь, общественные здания и полдюжины других коттеджей. В северо-восточном углу имелась ступенька для перехода через изгородь, и от нее тропинка проходила через выгон. Но к официальному входу вела дорога для экипажей.

Если встать в двери в центре веранды, то слева, т. е. с севера, были французские окна гостиной, в которой стоял Адин Бехштейн, в центре размещался стол, а слева и справа от камина, который был во внешней северной стене, стояли их кресла. Джеку казалось, что Ада любит больше сидеть, что она делала с неподражаемой грацией, на кофре – своеобразном ящике, который они сделали, чтобы держать в нем поленья. Это позволяло ей, только повернувшись, оказаться за своим письменным столом слева от двери-окна. Следующая дверь вела в холл.

Если, стоя в центральной двери, посмотреть на юг, то видна дверь – окно столовой. Если войти в нее, то справа будет дверь в холл, а в углу стояла любопытная конторка, в прошлом, вероятнее всего, бывшая переносной кафедрой проповедника, которую уличные евангелисты носят на себе, а Джон приспособил для себя, пытаясь работать стоя. С молодых лет он презирал позу сидения за исключением сидения в седле. Однако у него с этим ничего не получилось, и эта «кафедра» служила ему для хранения рукописей.