Черный мотылек - Рут Ренделл

На перегоне между Кингс-Кросс и Юстон-сквер поезд затормозил и простоял десять минут. Урсула расспрашивала Сэма про Молли, он рассказывал ей о детях, и как раз заговорил о том, что Молли придется подумать о новом браке, когда Урсула сообразила, что опаздывает на поезд. Добраться до Паддингтона вовремя уже не удастся, а следующий поезд слишком поздно, она не успеет сделать пересадку в Барнстепле. Электричка дернулась, тронулась с места, но было уже поздно. Она прикинула, не попроситься ли переночевать к Саре или Хоуп. Одна из них откажет, вторая позволит приехать, но таким мрачным тоном, что ей этого не вынести.

Глаза быстро наполнялись слезами. Сэм с тревогой поглядывал на нее. Все ясно, сказала себе Урсула, нервы сдают. Еще немного — и я окончательно потеряю голову, развалюсь на куски.

— Что случилось? — спросил он.

— Я опоздала на поезд.

— Понятно. Выйдем на следующей остановке.

Это была Бейкер-стрит. На эскалаторе Сэм сказал:

— Забронируем на ночь номер в гостинице, а потом я поведу вас ужинать, и вы поведаете мне свое горе. Догадываюсь, что горюете вы не из-за поезда и даже не из-за смерти супруга.

— Нет, — тихо согласилась она, — нет, не из-за него.

Ей послышалось, будто Сэм сказал, что хотел бы видеть ее счастливой, но на станции было шумно и ей, скорее всего, померещилось.

Когда думаешь, что собеседник тебя слушает, он на самом деле ждет своей очереди высказаться.

«Человек из Фессалии»

Джейсон Тэйг разыскал в Котсволде вдову Роберта Наттола, Анну. Ее супруг работал дантистом в Оксфорде, а выйдя на пенсию, поселился с женой в Чиппинг Кэмплен.

— Кстати, насчет дантиста, — сказала Сара. — Ведь был же у Кэндлессов дантист?

— Вряд ли. В тридцатые годы люди не ходили на регулярные осмотры к дантистам. К нему обращались, только чтобы выдернуть зубы, если разболятся. На всякий случай я спрашивал бабушку, и она сказала, что у ее отца к двадцати пяти годам не осталось ни одного зуба.

— Да вы что?

— Вот-вот, так я ей и ответил. У бабушки, насколько я помню, были вставные челюсти. Она не ходила к дантисту до семнадцати лет. А когда переехала в Садбери, ей вырвали зуб.

Как бы понравились отцу рябое лицо и провинциальный говор «родственника»?

— Опять мы в тупике, — сухо подытожила Сара.

— Не сдавайтесь. У нас в запасе точильщик ножей и столяр. Вы чек мне выслали?

Саре было четырнадцать, когда «Гамадриаду» номинировали на «Букера». Достаточно много, чтобы понимать, какое значение придается этой награде, и достаточно мало, чтобы обидеться и жаловаться на несправедливость, когда папочке не досталась победа. Она читала роман и верила, что главная героиня, Дельфина, списана с нее. Уточнила у отца, и тот ответил:

— В Дельфине есть кое-что от тебя и кое-что от Хоуп.

Что именно? Отец пояснил: красота и ум. А как же все остальное? Застенчивость Дельфины, ее доброта, любовь к укромности? Их с Хоуп никто бы не назвал застенчивыми, сдержанными или добрыми, если на то пошло.

— Это другая девушка, из далекого прошлого, — сказал отец. — Нет, я не был влюблен в нее. Это… — Он помедлил и добавил: — Это моя родственница.

Теперь Саре вспомнился тот разговор. В связи с «Гамадриадой» она подумала о Фредерике Киприане. Тогда он еще был редактором отца. После «Гамадриады» он ушел на пенсию, не дожидаясь новой книги. Кое-кто говорил, потому и ушел на пенсию, что «Гамадриада» не получила «Букера». За ужином, когда объявляли победителя, Фредерик повел себя словно уязвленный автор: встал и вышел из-за стола. Издатели, как правило, столь болезненно не реагируют.

Сара несколько раз встречалась с ним в семидесятые годы, когда Киприан приезжал в Ланди-Вью-Хаус с женой или без жены. Он был далеко не молод, жена старше на несколько лет; вскоре она умерла. Сара знала, что Киприан живет неподалеку от ее дома в Кэмдене. Как-то раз она проверяла его адрес по справочнику, а зачем — забыла. Возможно, из праздного любопытства, поскольку ни звонить ему, ни навещать она не собиралась.

Но теперь повод появился. Если Киприан еще не умер — а Роберт Постль подтвердил, что старик еще на этом свете, — то живет он за углом, в двухстах метрах от нее. Сара прошла квартал и осмотрела снаружи здание из красного кирпича с высоким крыльцом. Дом казался заброшенным, необитаемым. Помедлив с минуту, она поднялась по ступенькам и нажала кнопку звонка.

Никто не ответил. Она позвонила снова, и дверь отворила женщина, с виду лет на десять старше Сары, усталая, измученная, раздраженная, в нелепом темно-лиловом костюме.

— Да? — спросила она.

— Я Сара Кэндлесс, дочь Джеральда Кэндлесса. Можно поговорить с мистером Киприаном?

— М-м-м…

— Он издавал книги моего отца в «Карлион Брент».

— Мне это известно, мисс Кэндлесс.

Женщина смотрела на нее с подозрением. Саре показалось, что это дочь Киприана, Джейн. Или Джин? Виделись ли они раньше, много лет назад, или она просто угадала что-то знакомое в этом настороженном, напряженном лице?

— Я была знакома с вашим отцом, — сказала Сара. — В молодости.

— Полагаю, это было не так уж давно, — сухо заметила собеседница. — Что ж, входите. Я Джейн Киприан. Мой отец очень стар и болен. Сами увидите, — добавила она. — Может быть, вам повезет. Иногда он бывает в себе.

Сару охватило тревожное предчувствие, похожее на страх: предстоит встретиться лицом к лицу с человеком, утратившим здравый ум, контроль над собой. Она шла по коридору вслед за Джейн Киприан. Сам по себе коридор не был темным или зловещим, но, на взгляд Сары, скопище старой мебели, картин, украшений выглядело довольно мрачно.

Перед закрытой дверью Джейн Киприан остановилась и повернулась к Саре:

— Напрасно вы не позвонили заранее.

— Я живу рядом. Проходила мимо.

Сердитый взгляд, нетерпеливое движение плеч, и дверь отворилась. В комнате, представшей взгляду Сары, следовало бы жить выходцу из прошлого века. Она была полностью выдержана в викторианском духе, вплоть до ламбрекена с косичками над камином и фотографий в рамках над ним. Перед незатопленным очагом в покрытом чехлом кресле сидел старик. За те годы, что Сара не виделась с ним, Фредерик Киприан вылинял, съежился и усох, точно опавший лист.

— Папа! — окликнула Джейн. — К тебе гости.

Старик повернул голову, потянулся к костылям, прислоненным к подлокотнику кресла, потом передумал и протянул навстречу Саре дрожащую руку:

— Урсула!

Сара покачала головой.

— Вас зовут иначе? — поинтересовалась Джейн Киприан.

— Так зовут мою мать.