Выжить любой ценой - Сергей Майдуков

Когда уже можно было различить надпись «Morning Star» на коричневом борту, Данко впился глазами в палубу, пытаясь отыскать там знакомые фигуры. Однако видел он там только мужчин, собравшихся возле поручней, чтобы посмотреть на прибывших.

— Ты как, Мали? — спросил Данко. — Не боишься?

— Боюсь, — ответила она. — Боюсь, что Кунг останется в живых.

— Не останется.

— Надеюсь. Просто на земле нам двоим не ужиться.

Это было произнесено без всякого пафоса. Данко молча кивнул, давая понять, что полностью согласен с мнением юной подруги.

Фаланг сбавил скорость и начал разворот, чтобы подойти к шхуне с подветренной стороны. Когда смолкло тарахтение мотора, лодка запрыгала на волнах, ударяясь о борт. Задрав головы, Данко и Мали ждали, когда к ним обратятся сверху.

* * *

Лихорадочное оживление в трюме «Утренней звезды» давно закончилось. Тишину нарушали лишь приглушенные голоса девушек, беспрерывное хлюпанье воды за бортом да поскрипывание корабля, переваливающегося с волны на волну.

В конце концов Соню сморил сон. Ей привиделось, что она возвращается домой в сумерках, когда не поймешь, утро это, вечер или просто пасмурный день. Все серое, безрадостное, угрюмое. Поднимаясь по лестнице, Соня опасливо прислушивается, подозревая, что ее подстерегают какие-то злые, нехорошие люди. И в самом деле, добравшись до своего этажа, она оглядывается и видит двух крадущихся за ней стариков в болтающихся пиджаках, обвешанных лампочками и пивными крышечками. Ничего хорошего от них ждать не приходится.

Соня изо всех сил торопится к своей двери, но ноги ее не слушаются. Они такие слабые, подкашивающиеся, что каждую приходится обхватывать руками, чтобы переставить с нижней ступеньки на верхнюю. Понятно, что при таком способе передвижения сильно не разгонишься. Вскрикивая от отчаяния, Соня старается идти быстрее, однако нарядные старики с нарумяненными щеками ее догоняют.

Каким-то чудом ей удается достичь двери раньше их. Но это не ее дверь! Она чужая, совершенно незнакомая. И она приоткрыта. Понимая, что сейчас оттуда кто-то высунется, Соня начинает пятиться, но…

— Соня!

— Н-н-н…

— Соня, девочка моя, проснись.

Открыв глаза, Соня увидела мать, склонившуюся над ней. Вверху по раскачивающейся палубе топало несколько пар ног, там зазвучали возбужденные голоса, а люк был открыт, впуская в трюм расширяющийся столб света.

По непонятной причине глаза всех пленниц были обращены на Соню и Юлию.

— Что случилось, мама? Шторм усилился? Мы тонем?

— Нет, доченька, — ответила Юлия. — Нас требуют наверх. Тебя и меня.

Повернувшись к люку снова, Соня рассмотрела темный мужской силуэт наверху и гибкую веревочную лестницу, спускающуюся оттуда. Им что-то закричали по-тайски. Требовательно, властно.

— Зачем? — спросила Соня, инстинктивно прижимаясь к матери. — Я не хочу, не хочу. Пусть отстанут от нас.

Сверху прозвучал новый окрик. Девушки загомонили, уговаривая Максимовых не мешкать, а делать то, что велено.

— Не надо злить террористов, — высказалась от лица всех веснушчатая англичанка с гривой огненных волос. — Иначе они отыграются на нас. Перестанут кормить, а может, даже кого-нибудь расстреляют. В плену нужно выполнять приказы.

Возможно, она была права, но все равно слушать ее было противно.

— Пойдем, мама, — решительно произнесла Соня. — Не хочется тут оставаться. Хоть свежим воздухом подышим.

Подавая пример, она стала карабкаться по лестнице первой, напоминая какого-то неуклюжего зверька, вздумавшего подражать мартышке, раскачивающейся на лиане. Всякий раз, когда нога упиралась в очередную перекладину, всю лестницу сильно перекашивало и шатало. К тому времени, когда Соня добралась до палубы, она совсем выбилась из сил, измученная не столько непривычными физическими упражнениями, сколько недоеданием, недосыпанием и постоянным страхом перед неизвестностью.

Здоровенный азиат протянул ей квадратную ладонь, но она гордо отказалась и взобралась на палубу самостоятельно. Здесь по-разбойничьи свистел ветер, неслись растрепанные облака и было так много чистого, пропитанного солью воздуха, что у Сони голова пошла кругом.

Сидя на мокрых досках, она раскачивалась туда-сюда, как на качелях. Вокруг было много мужчин, пялившихся на нее с тупым вожделением псов, окруживших одинокую суку. Чтобы не смотреть на них, Соня заглянула в душное чрево корабля. Мать уже преодолела середину лестницы и подбиралась к краю люка. Ее поднятое лицо было не просто белым, а серебристым, как луна.

Соня хотела протянуть ей руку, но почувствовала, как сильные руки обхватывают ее поперек туловища и несут прочь. Она попыталась кричать, но ее наградили подзатыльником и заткнули ей рот грязной ладонью. Потом Соню, не мудрствуя лукаво, просто сбросили на палубу, словно мешок картошки. Растянувшись на животе, она поспешно перевернулась, готовая царапаться и кусаться, но ее не тронули. К ней привели мать, усадили рядом, а потом обеих приковали к перилам одними наручниками, цепь которых была пропущена через перекладину.

Оставив женщин под присмотром одного охранника в сером полотняном костюме, остальные сместились к противоположному борту, у которого явно происходило что-то важное и интересное. Вот в гуще своих людей появился господин Кунг Тулан собственной персоной. Его появление подтвердило догадку женщин.

— Что случилось? — тихо спросила Соня, пристраивая поднятую руку так, чтобы она поменьше затекала.

— Понятия не имею, — тихо отозвалась Юлия. — Сейчас узнаем, я думаю.

Ее предположение оказалось абсолютно верным. Бандиты, отогнав матросов, расступились в стороны. Двое из них держали пистолеты наготове. Наблюдая за их действиями, Кунг держался за стальной трос, широко расставив ноги в мягких туфлях.

Но потом Юля и Соня перестали замечать и самого господина Тулана, и его подручных. Их взгляды обратились на хрупкую красивую тайку, перешагнувшую через поручни на палубу. Левая рука ее находилась в марлевом коконе, напоминающем гипсовую повязку.

— Мама, — прошептала потрясенная Соня. — Посмотри, на ней мои шмотки… Мне не мерещится?

— Нет, — так же тихо ответила Юлия. — Твоя куртка, точно, только рукава подвернуты. Она же маленькая совсем.

— Лет шестнадцать…

— Больше. А если и шестнадцать, то азиатки в этом возрасте считаются уже совсем взрослыми. Ох, не нравится мне это. Какого черта Данко спутался с этой малолеткой?

Соня в изумлении уставилась на мать:

— Я не поняла. Ты ревнуешь, что ли?

— Еще чего! — фыркнула Юлия, задирая нос. — Велика честь для какой-то пигалицы!

Пока они обменивались репликами, девушка с перебинтованной рукой осталась стоять в стороне, а на палубу взобрался…