Махавира - Александр Поехавший

Страшно представить, какую они проделали титаническую работу над созданием этого чуда искусственного дыхания, морозного такого, кому я говорю…

Не успели ноги зажить, как я снова вышел в безумную межрайонную инспекцию. Инги не было, никто больше за мной не бегал. Стало очень тоскливо, и я написал по собственному желанию. Начальница моя уговаривала меня не делать это. Какой там не делать: из-за говнОлимпиады госслужащим заморозили оклады до расплывчатого срока. Это было просто дно, тем кто созидал бюджет и такое им отношение, стыдно было там работать.

Я свалил оттуда и всё моё так называемое близкое окружение сурово осуждало меня, мол я мог постепенно дослужиться до полковника. А я им ответил, что тогда мне никто не будет писать. Уволился и стал навек младшим лейтенантом налоговой службы. Я любил девочек, кто не стремается станцевать медляк, а потом сочно поснашиваться. Эта сука продолжала течь как надо. Небесная сотня сук, не меньше, все эти девочки, все эти суки мои. Шлёпаю этих сучек по жопам, а им не больно, они лишь ещё больше протекают, они настолько густо текут промежностью, что густая вагинальная слизь скатывается к анусу, даже не нужно никакой силиконовой смазки, там уже всё готово.

Я тупил осознанно.

Я связался с тем старым поляком. Он сказал, что сделает мне приглашение. Пришлось ждать до Нового года, но я время не терял и просто жарил в пекарне. Столько отборррных игр были ещё не пройдеными.

Необычайно холодной зимой я получил приглашение от Милоша. Поехал в Москву в посольство. От Казанского пешком туда-сюда сходил. Потом ещё раз приехал забирать готовое. Попрощался со всеми, купил самоучитель польского языка и свалил в великую Польшу.

Дошёл пешком от Казанского до Белорусского. Поезд ехал вскользь, только до границы, нас поднимали в воздух и меняли колёса на европейские. Вагоны парили будто в космосе.

Милош благожелательно встретил меня на границе. Мы приехали в Легницу. Там у него было материальное богатство. Несколько квартир в аренде и склад с огромным количеством дорогостоящих раритетных книг начиная с 1600 годов издания. В основном на немецком и голландском языках с рукописными иллюстрациями. Я хотел пролистать каждую. Милош дал мне подержать Майн Кампф начала сороковых годов издание, напечатанная в типографии Гёббельса. Чёрная книга с германским продолговатым орлом. Жутко было даже открывать такое.

Я поселился в одной из комнат его жилой двушки. Я ни о чём не подозревал, просто гулял на улице, исследовал всю Легницу. Съездил на электричке во Вроцлав. Такого прям вау не было. В магазинах цены были дешевле, чем у нас. У меня было с собой достаточно евро, но я практически ничего не тратил. Еду покупал Милош. К нему неоднократно приходил паренёк младше меня, и я начал думать что-то неладное. У меня была только одна подлая цель — уверенно закрепиться с его помощью в Европе, официально получить разрешение на работу и дотянуть до гражданства. Я просто ожидал, что если он такой влиятельный человек в городе, он мог бы меня пристроить. Но ничего такого не было, я просто проводил там время и ничего не делал.

Мы поехали с Милошем в автосалон, и он купил себе новую Рено Дустер. Затем мы поехали в Германию на этой машине. Он снимал квартиру в Папенбурге, там же он занимался ручной настройкой роялей. Не успели мы зайти в хату, как Милош бросился к автоответчику: там было очень много клиентов. Он сидел и выписывал каждый адрес на листок.

В Германии у меня была своя комната. Милош давал деньги, и я ходил в магазины покупать продукты питания: в основном нарезку колбасы, сыра и хлеба. В Папенбурге работал крупнейший завод по возведению гигантских океанских лайнеров типа Титаника. Я подумал, ну вот наконец-то он меня устроит на этот завод. Мы заезжали в гости к парню поляку, тот там вкалывал. Я снова ждал чего-то не пойми чего. Единственное, что хотелось на улице Германии — это умереть, хотя там и так всё было мёртво: безрадостная пустыня. Единственное вечное движение протекало на вокзале: каждый день я сидел у рельсов и наблюдал, как турки и арабы катили за собой крупногабаритный багаж. Я так хотел увидеть там хотя бы одного немца, но мне это так и не удалось. Из окон домов дребезжали турецкие зурны, а улицы просто пусты.

Приходил хозяин квартиры, у которого Милош арендовал. Этот старый Ганс и его верный помощник: юноша, как и я — наполовину поляк, наполовину итальянец. А из себя строил такого итальяно мучача: катался на фиате, ходил в футболке Ювентус. Я с ним съездил в ближайшую Голландию, в Гронинген. Мне понравились кораблики и заброшенные велосипеды, никто до них не касается до самой ржавчины. Я подумал это в Голландии так хоронили и это было символическим надгробием. В кофешопе сидели и покатывались чернокожие парни.

Я сказал Милошу, что уже надо чётко определиться со мной, что мне ждать. Он заявил, что я буду готовить ему еду, кофе с утра, а он будет платить мне зарплату 5 евро в день. Мне даже стало уже самому интересно до чего всё это докатится.

Я согласился и варил кофе с утра, он уезжал на настройку. Я шлялся по Папенбургу, дрочил на анальную порнуху ну или делал всё абсолютно то же самое, что и в Сызрани. К вечеру я жарил курицу в духовке. Милош всё чаще испытывал аффективные вспышки гнева, он срывался на мне из-за любого пустяка. И тогда он в остервенелом бешенстве оскорблял меня и потом с жалостливым выражением высказал мне, что я не хочу с ним близко дружить. Не осталось больше сомнений и меня осенило: этот дед был педофилом, психованным любителем молоденьких мальчиков. Я чуть не расплакался, но сдержался, не показал вида, что уяснил кем он был, а сам то… Этот паскудный, старый брехун говорил, что у него была жена, но никогда не говорил почему они разлучились.

Он стал брать меня на настройку роялей. Мы поехали к русской женщине, она была замужем за немцем. Вот этот богатый сад у дома и стоячий пруд и камешек к камешку. Мне казалось, стоило хоть на миллиметр что-то сдвинуть вкось, эти люди проснутся посреди ночи, нутром ощутят, что-то не так, не идеально, не ровно. Эта русская женщина в открытую попросила меня садиться на унитаз в любом случае. Я поссал, как обычно — стоя, пара капелек