Скажи это Богу - Елена Черникова

Вопрос: почему мы здесь? Мирные люди русские, старые и новые, дома сидят и не высовываются, поскольку ураганами снесло пол-Европы, в Сахаре выпал снег, - на рубеже веков творится невесть что...

А мы тут, в Тунисе. В нашем номере есть всякие удобства, в частности кровать, на которой можно играть в прятки. Ее размеры с первого взгляда наводят на мысль о гареме.

Есть вид из окна - совершенно незабываемый, с огнями ночного города, пальмами, заливом...

Когда вам что-то непонятно, возможны две линии поведения: попытаться понять - и не пытаться понять. Сначала я выбираю вторую линию. Поскольку где-то здесь, но 1875 лет назад, родился Апулей, бессмертный автор "Золотого Осла", то мне, автору "Золотой Ослицы", срочно требуется Карфаген - Апулеева и отчасти моя историко-литературная родина. В учебниках сказано, что он должен был быть разрушен, но я не верю. За окном Тунис. Карфаген чуть дальше - из окна не видно, но он там есть.

Мне нравится этот старый "Хилтон" - и я посылаю управляющему "Золотую Ослицу".

Мы с повелителем уезжаем осматривать медину - старый город. Когда мы возвращаемся в номер, на столе в ледяном ведерке нас ждет шампанское от управляющего, письмо с благодарностью за книгу, фрукты. Финики - мягкие, свежие! - на живой веточке! О Господи! Что же будет дальше?!

Новый год мы встретили тихо и красиво. "Хилтон" покормил нас невиданными яствами под европейское джазовое трио, мы сплясали два танца и - баиньки.

Утром 1 января 2000 года я робко говорю повелителю:

- Поехали в Карфаген!..

И он говорит:

- Поехали.

Он сажает меня в такси, мы едем в Карфаген. Сейчас пишу это и сама себе не верю.

Солнышко, внезапные тучки, опять солнышко. Белые квадратные дома. Нежно-бирюзовое Средиземное море. Тепло, зелень. Земля круглая-круглая. Таксисты болтливы и дружелюбны. Утром 1 января у них нет никаких человеческих проблем, обычных для наших широт, поскольку Рамадан и никто - с гарантией - ничего не пил и не встречал. Поэтому утром можно спокойно положиться на беспохмельного арабского таксиста, весело болтающего по-французски о досто?примечательностях. Ездят тут так лихо, что чуть ли не у каждого светофора стоит регулировщик или регулировщица с веселым сильным свистком - очевидно, для перманентного перевода светового сигнала в звуковой, мимический и жестикуляционный.

Билет в музейный комплекс Карфагена я сохранила. Обладание этим листочком для меня - эпохальное событие. На билете есть дата.

Вокруг - никого. Мы неторопливо гуляем и в восторге бытия фотографируем друг друга. Чуть осмелев, я решаюсь потрогать исторические камни и даже кактусы. К одной колонне, некогда поддерживавшей своды местной базилики, я рискнула прижаться крепко-крепко, замирая от воистину родственных чувств.

На прощание мы пронеслись по улице Апулея и вернулись в отель. Пока у меня больше нет слов, чтобы передать свои чувства. Все слишком сильно.

Теперь о главном - о Промысле Божием. Поскольку постичь нельзя, попробую описать хотя бы очевидное.

Мужчина, увлекший меня в Африку на встречу 2000 го?да, когда-то был юным эрудитом, прочитавшим несметное количество книг, а также полиглотом. Беседа с ним и сейчас - нелегкое испытание для того, кто читал меньше. Не подумайте, что он глушит собеседника эрудицией, как рыбу динамитом. Но чувствуется база, столь солидная, что срочно начинаешь работать над собой.

Когда мы встретились - несколько лет назад - и объединились, он усердно делал вид (человек он деликатный), что я как писатель и журналист горячо интересую его. Он даже купил мою книгу в магазине, не дожидаясь подарка от автора. В сладостной иллюзии, что мои опусы ему любопытны, я пребывала до той поры, пока он не проговорился, что однажды тоже написал роман. Но не публиковал его.

Я выпросила рукопись, проглотила за ночь и чуть не со слезами вернула автору. Через несколько дней опять взяла и перечитала.

...Нет, это не была попытка "проникнуть в духовный мир любимого человека", туда он вообще старается не пускать. Для меня это было чтение как бы объяснительной записки от судьбы с подробными пунктами: что именно она имела в виду, сводя нас однажды весной. Да простит меня мой повелитель, но я приведу здесь название его романа: "Екклезиаст, Солдат Судьбы". Скромно, сами видите.

В образе главного героя легко прощупывается образ автора. Читаешь - и мороз по коже: он в двадцатилетнем возрасте уже все знал и о себе, и о тех людях, с которыми он встретится, и обо всех сюжетах, что предложит ему жизнь. Говорить подробнее я не имею права, но о главном рискну: он - тогда - чувствовал, что будет проводником, катализатором чужих судеб, и заранее оставлял себе вторую роль, с истинным величием души отрекаясь от эго.

Сейчас ему сорок семь лет, и я уверена - никто из его знакомых и даже родственников и понятия не имеет, какая человеческая драма скрывается под светским блеском, образованностью и благовоспитанностью этого человека. Когда-то очень давно, похоже, что еще в детстве, он надел некую броню, хорошенечко прокрасил ее культурой, а потом все это и приросло. И все поверили и успокоились.

Если это - вышесказанное - он воспримет как объяснение в любви и великой благодарности, то будет отчасти прав. Но еще бльшую благодарность я испытываю ко Всевышнему, устроившему нашу встречу, которая вернула мне возможность так говорить о мужчине. Мой повелитель - никогда ранее я такого не говорила.

2 января 2000 года он положил меня в теплый талассо-бассейн, наполненный прозрачной морской водой. Опять светило переменчивое солнце, бассейн хулиганисто булькал, за стеклянной стеной шевелилось прохладное море, на песчаном берегу которого сидели два очаровательных верблюда.

Наплававшись, мы побродили по берегу, собирая ракушки. На беленькой изнанке одной из них мы обнаружили барельефчик, напоминающий арабский текст. Я уверена, что там действительно что-то написано - морем. Для нас.

Но эту ракушку с письмом я сначала прикарманила - и сижу думаю: может быть, там сообщение на жгуче интересующую меня тему? А именно: зачем он, мой повелитель, покорно и очень красиво идет за судьбой, подкинувшей ему на руки неудобнейшего из детей - что-то там пишущую женщину? Чего ему без меня не хватало? Карьеру сделал, обеспечен, свободен и самодостаточен. Ну да, знаю, очень любит женщин, но это еще не причина возиться с писательницей. Он это и сам умеет, то есть сочинительствовать. А женщин у нас в стране, да и за ее пределами, выше крыши. А я - неудобная, временами капризная, а иногда еще и плачу горькими слезами, негодяйка неблагодарная... Что мне хорошего, адекватного - сделать для него?

Ответа пока нет. Попытка не понять происходящее вполне удалась. Попробуем другую линию - то есть понять.

По возвращении в Россию мы радовались как младенцы. Это даже странно. Мы так давно оба мечтали о Тунисе - и вдруг такое счастье возвращения. Ну, как утомленные школьники вышли на каникулы.