Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон

* * *

Ирис отвела Юнатана в комнату, где стояли только два стула и стол. На столе лежал пульт, как от телевизора. Из темноты вышел мужчина в костюме с красивыми руками. Он назвался Паулем. Во время их разговора с Ирис Пауль стоял в стороне и не спускал глаз с Юнатана.

Ирис объяснила Юнатану, что вечеринка, на которую она его пригласила, платная. Собственно, много с него не возьмут, сущий пустяк.

– Какой такой пустяк? – не понял Юнатан.

– Информация. И обещание, что ты никому не покажешь эти снимки. Иначе это и в самом деле будет выглядеть странно.

– Что за информация?

– О вашем движении. Ваши планы, мысли, действия – все, что нам будет интересно знать. Это все, но для нас это очень важно.

Юнатан вскочил с места:

– Это незаконно… вы не имеете права…

– Что незаконно? – удивилась Ирис. – Я впустила тебя в ту комнату – вот и все, что я сделала, и свидетелей тому нет… Все остальное сделал ты сам.

– Иди к черту.

– Если ты не согласишься, – продолжала Ирис, как будто не слыша его, – возникнет одна небольшая проблема. Чтобы избежать ее, нам с тобой нужно найти компромиссное решение. Надеюсь на твое благоразумие…

Она предложила ему денег, большую сумму. И обещала молчать.

– Я гарантирую тебе полную анонимность, – говорила Ирис. – Я знаю, насколько тебе нужны деньги.

Ее голос звучал участливо, и это пугало. Особенно когда Ирис взяла пульт и кивнула на аппарат с маленьким четырехугольным экраном позади Юнатана. Заморгала красная лампа, и фильм начался.

Глазам Юнатана предстала темная каморка, куда Ирис впустила его полчаса тому назад. Избитый человек все еще лежал там.

* * *

Теперь в распоряжении Юнатана оказалось два мобильника. Совершенно одинаковые – чтобы не возбуждать лишних подозрений, – они различались лишь фоновой картинкой.

Юнатан чувствовал себя предателем, жизнь разваливалась на части. Чтобы хоть как-то держаться по поверхности, требовался амфетамин. Юнатан покупал его в Сёдере у парня по имени Феликс.

Лето пролетело как в тумане. Время от времени Ирис назначала ему встречи и всегда оставалась недовольна. Информация, которую давал ей Юнатан, стоила немного. Он и сам это видел.

В конце августа Юнатан собрался в летний лагерь в Вестергётланде, упражняться в стрельбе и отрабатывать стратегии нападения. Амфетамин к тому времени закончился, и Юнатан решил просить прибавки. В обмен он предложил Ирис информацию о программе тренировок и тренерах в летнем лагере. Впервые за долгое время глаза Ирис загорелись неподдельным интересом.

Там, в лагере, он и засветился. Они отрабатывали пейнтбольные атаки, осваивали боевые искусства. Впервые в жизни Юнатан держал в руках огнестрельное оружие. После обеда – командные состязания, что-то вроде регби, которое они называли бликстболом[46]. Ну и, конечно, пиво и гриль.

В самый последний из вечеров произошло самое страшное: мобильник Юнатана оказался в руках Кристиана.

– Мне жаль, – сказал тот, – но я должен сделать это.

Он выглядел опечаленным, по крайней мере так показалось Юнатану. Как будто и в самом деле не хотел причинять ему боль.

После первого удара в живот Юнатан почувствовал облегчение. Будто заслуженное наказание снимало с его плеч ставшую невыносимой ношу, по крайней мере отчасти.

– Прости, но ты сам виноват…

На этот раз в голосе Кристиана послышалась насмешка, но Юнатан не был в этом уверен. Потому что уже ничего не видел, а кишки будто кто-то завязывал тугим узлом.

Следующий удар пришелся в лицо. Юнатан слышал, как хрустнул нос. Он хотел закричать, но не получилось. А когда очнулся, лежа на земле в своей палатке, ткнувшись лицом во что-то вязкое и теплое, не сразу догадался, что это была его кровь. Руки были связана за спиной, в лицо ударил свет карманного фонарика. Окровавленные губы стягивала клейкая лента.

– Нет, – послышался за спиной голос Кристиана. – Смотри…

Юнатан не без труда открыл глаза. Что-то блеснуло возле самого его носа. Сопли и кровь сочились из раны на клейкую ленту.

А потом, как только глаза привыкли к темноте, перед лицом замелькало нечто, что он поначалу принял за отверстие флейты. Но это был револьвер, за которым возникло лицо Кристиана. Он тяжело дышал, стиснув челюсти.

Юнатан замычал. Кристиан опустил револьвер и отлепил клейкую ленту.

– Где он? – прошептал Юнатан.

– Здесь нет никого, кроме нас с тобой, – ответил Кристиан.

– Я… хочу поговорить с ним.

– Здесь нет никого, кроме нас с тобой, – повторил Крстиан.

А потом наклонился и прошептал Юнатану в самое ухо:

– Нам надо решить, что делать дальше. У меня два варианта, и ты должен выбрать первый. Потому что иначе конец и тебе, и мне.

Юнатан закивал. Кристиан поднялся.

– Итак, вариант первый, – услышал Юнатан над головой его голос. – Ты будешь передавать своим друзьям только то, что буду говорить тебе я, и ничего другого. Вариант второй…

Тут Кристиан снова залепил его рот клейкой лентой, и Юнатан ощутил у виска холод пистолетного дула.

Ему хотелось закричать. Он и в самом деле не знал, что выбрать. Кристиан потянул спусковой крючок, и Юнатан обмочился. Теплая жидкость потекла по бедрам.

Он хотел остаться одним из них, как оно было всегда. Не умирать.

– Выбирай, не торопись, – шептал Кристан над ухом.

Я просыпаюсь, чувствуя на лице волосы Сэм. Она повернулась ко мне спиной, упершись задом мне в живот, а лопатками – в грудь. Ее кожа бледнее моей. От ее тела исходит прохлада, в то время как мое пышет влажным жаром. Я обессилел. Мои руки дрожат, во рту сухо.

Пространство вокруг меня сжимается. Стены грозят обрушиться мне на голову. Одновременно в желудке поднимается тошнота. И это не абстинентный синдром, дело вовсе не в «Собриле». Это страх, нахлынувший откуда-то снаружи, с которым мое тело не в состоянии справиться.

Усилием воли я выталкиваю себя из постели, ковыляю в ванную и даже умудряюсь справиться с краном. Струя ударяет в сверкающую поверхность раковины. Я склоняюсь над унитазом, блюю. В желудке резь, кишки выворачивает наизнанку, дышать трудно, в глазах тьма. Дыхание становится поверхностным и быстрым – синдром гипервентиляции. В уголках глаз проступают слезы.

* * *

Я спрашиваю себя, как долго пролежал на полу ванной комнаты. Вокруг меня витает запах блевотины, но саму ее я смыл. По крайней мере, в унитазе нет ничего, кроме воды. Наконец я вскакиваю. Нашариваю на полке нессесер с «Собрилом», вытряхиваю из тубуса на ладонь две капсулы, избегая смотреть в зеркало на стене.