Звезды и Лисы - Татьяна Устинова

– Печалька, – повторил Ник. – Хочешь кофе?.. А, я забыл, тебе нельзя! Его сорвали, а все, что сорвали, есть нельзя, потому что оно было убито.

– Иди ты! – тявкнула Лиса. – Иди ты к черту!..

…Ничего не выйдет, думал Николай Михайлович Галицкий. Ничего не соединится, не склеится, черная дыра не зарастет. Она будет только увеличиваться, это свойство всех черных дыр.

Впрочем, непонятно, на что он рассчитывал! И зачем нужно, чтобы дыра заросла?.. Ведь все отлично – девчонка прибежала к нему, кинулась в постель. Им там было весело, и этим можно пользоваться, девчонкой, постелью!.. Можно даже попробовать в «Имаджинариум» сыграть или в «Элиас»! Когда надоест, перестать играть и пользоваться девчонкой, только и всего. Очень просто.

Я, должно быть, влюбился, сказал себе Ник отчетливо, так, чтобы ни в одном слове не было ошибки. Я влюбился в нее. Я не влюблялся с институтских времен, а сейчас влюбился.

…Никого хуже невозможно было придумать, чем влюбиться, даже если специально придумывать. Как будто над ним кто-то подшутил.

Он обернулся к ней. Лиса сидела, понурившись. Тонкие руки, словно вывернутые не в ту сторону, сцеплены и брошены в складки невиданного платья. Цыплячья шейка подергивается. На ушах веснушки.

Э-эх!..

Он подошел к ней, обнял за голову и прижал к себе, к мягкой ткани толстовки из «коллаборационистского» костюма, подаренного Сандро.

– Не, ну че ты обозлился-то? – спросила Лиса невнятно из-за толстовки. – Не хочешь, не будем играть!..

– Тебя учили балету?

Тут она заинтересовалась, высвободилась и подняла к нему лицо:

– Откуда ты знаешь?

Ник присел перед ней на корточки, взял за руку и покачал ею из стороны в сторону.

– У тебя руки и ноги вывернуты.

– Заметно, да?

Он кивнул.

– Я в балетной школе при Большом театре училась, – похвасталась Лиса и пристроила подбородок ему на макушку. – А потом меня выгнали. Я репетировала, репетировала, все было хорошо. А потом стала расти, и у меня развилось плоскостопие. Говорят, казуистический случай. Так не бывает, но развилось! Может, нужно было лечить, кто его знает! Только я больше танцевать не смогла. Конец карьере.

– Почему тебя не лечили?

Она пожала плечами:

– Ну-у-у, это целая история, лечение! Хлопотно, а тогда хлопотать было некому. Мама с папой разводились, бабушка умерла. Меня посмотрели в ЦИТО, а потом еще разные спортивные врачи смотрели, но все без толку. Ольга Ольгердовна так переживала, мой педагог! Она думала, что из меня выйдет прима, отдельно со мной занималась.

– А ты? – спросил Ник. – Ты переживала?

– Что я тогда понимала?! Я переживала, что родители разводятся!.. Я так старалась их помирить, но они все равно развелись. И даже не заметили, что я школу бросила. Мама потом спрашивала, ты что, больше не учишься балету?! А папа вообще про этот балет забыл!..

– Сколько тебе было лет?

– Тринадцать.

Ник подумал, что из нее должна была получиться балерина. Не зря Ольга Ольгердовна переживала!..

Он поднял ее вместе со стулом, поцеловал, аккуратно поставил на место и распорядился:

– Поедем к Сандро. Не забудь «Имаджинариум», а то нам нечем будет себя занять вечером.

Знаменитый рэпер долго не отвечал на звонок. Девушка на ресепшене держала трубку на некотором расстоянии от уха, в трубке длинно гудело, девушка параллельно делала еще какое-то важное дело, да еще дополнительно улыбалась в сторону плотной толпы громкоголосых китайцев в одинаковых красных куртках, отчего китайцы напоминали скопище жуков-пожарников. На Ника и Лису дежурная не взглянула ни разу, но отчего-то было понятно, что ни жуки-пожарники, ни параллельное дело ее не интересуют, а интересуют исключительно Лиса и Ник.

В холле «Марриотта» – мрамор, колонны из яшмы, конторки красного дерева, белые лилии в высоких вазах, ливрейные лакеи навытяжку – Ник чувствовал себя скверно.

Он ничего этого не умел – зарабатывать большие деньги, с шиком их тратить в роскошных местах, расслабленно и по-хозяйски беседовать «с персоналом», отдавая распоряжения, принимать заботы как должное, потягивать из бокала и сверкать начищенным носом ботинка, закинув ногу на ногу!.. В подобных местах Ник делался мрачен, надут, бормотал себе под нос нечто неопределенное и неодобрительное, смотрел в пол и мечтал побыстрее освободиться!

Лиса казалась равнодушной. Она сначала смотрела на китайцев, потом они ей надоели, и она стала дергать Ника за руку.

– Отстань, – процедил он.

Беспутный братец все не отвечал!

– Нет, – покачала головой девушка и приготовилась положить трубку, и тут в ней гавкнуло:

– Да!!!

Дежурная от неожиданности чуть не уронила трубку, подхватила и прижала ее плечом.

– К вам ваш брат.

Видимо, Сандро что-то заревел в ответ, потому что девушка закивала, словно он мог ее видеть, и сказала, что гостей сейчас проводят.

– У нас в пентхаусе особый режим, – словно похвасталась она. – Можно пройти только в сопровождении.

В сопровождении так в сопровождении, один леший!.. Ник уже совершенно изнемог. Сопровождающий паренек – в ливрее, как положено, – то и дело стрелял глазами. Лиса ему понравилась, что ли!..

Их проводили до самых дверей, роскошных, полированных, с вензелями и кренделями, и пришлось долго звонить и стучать, прежде чем на пороге возник Сандро, замотанный по бедрам полотенчиком.

– Открыто, е!.. – заорал он. Вода текла с него, на ковре оставались мокрые следы. – Я ж сказал, чтобы не стучали!..

Сопровождающий испарился.

– Сандрик, привет, – пролаяла Лиса. – Ты плаваешь?

– Ой, е-е-е!.. Ты-то откуда?.. – И Сандро моментально скрылся в ванной, только мокрые следы остались.

– Проходи, – пригласила Ника Лиса, словно была здесь хозяйкой, и тот моментально вспомнил первый вечер в квартире брата, когда она приставала, чем он занимается, сосала чупа-чупс и казалась ему отвратительной!..

Ник прошел.

В номере было несколько комнат, должно быть, три или четыре. В самой большой Ника поразил стол – гигантский, овальный, с наборной крышкой. В центре букет сияющих белых лилий.

Зачем Сандро комната с таким столом? Спит он на нем, что ли?!

Лиса бросилась на диван, улеглась, подбив под голову гобеленовые подушки, и вытянула ноги – прямо в кроссовках. Ник терпеть не мог такого рода распущенности. Трудно, что ли, башмаки снять?

Он подошел, стянул с нее кроссовки и пошвырял на пол – по одному.

– Че такое? – удивилась Лиса.

– Американского кино насмотрелась? Они там все спят обутые!