Смертельная цена успеха - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Продолжительная болезнь – это жизнь, Ольга. Человек испытывает боль, тает на глазах, но он существует. Он чувствует, страдает, надеется, дышит. А потом – ррраз! И не дышит. Это происходит мгновенно. Хоп… и все. Остановка существования. То есть ты уже не существуешь и одновременно об этом не знаешь. Это и есть смерть. Но она притягательна. При тебе никогда не умирали? Ты наблюдала процесс смерти?
– Н-нет, – поежилась Оленька, – не приходилось.
– Странно, ты же работала в больнице. Ну, не важно. Понимаешь, в смерти заключается тайна, которую жаждешь разгадать, познать, как самого себя. Потому что, пока ты живешь, ты не веришь в свою личную смерть, тебе кажется, что ты для нее недосягаем. Но ты видишь, что твоего соседа, знакомого или просто человека смерть взяла, и вот теперь он является куском дерьмового мяса, которое даже собаке не скормишь, он бесполезен и мерзок, потому как быстро протухает, он воняет…
Через открытую форточку в комнату долетел звук мотора, Афанасий Петрович прислушался с некоторым беспокойством. Оленька подошла к окну, увидела удаляющийся автомобиль и сообщила:
– Святослав Миронович уехал.
– Одним змеем в доме меньше, – тут же откликнулся старик. – На чем я остановился?.. А, да! Все это ты видишь, а не веришь, что и твое тело будет валяться ненужным трупом, который твои близкие мечтают поскорее закопать. – Он перестал жевать, уставился в одну точку и, казалось, забыл об Оленьке. – Ты не веришь, что перестанешь мыслить и надеяться, перестанешь чувствовать, осязать, дышать. Но это будет. И самое страшное открытие тебя ждет, когда поймешь, что смерти не избежать. Хоть весь мир взорви, но с ним и ты погибнешь.
– Вам не жалко внука? – вернула собеседника на землю Оленька.
– Нет, – живо ответил Афанасий Петрович, продолжив завтрак. – Жалей – не жалей, от этого ничего не изменится. Не умер? Значит, пока повезло. Когда-то не повезет.
– Ваши рассуждения чудовищны. И отношение к внуку тоже.
– Курица! – пренебрежительно, но беззлобно бросил он. – Даже нет – цыпленок. Ты еще не вылупилась из яйца. Но вылупишься, поверь. Тогда, возможно, твои куриные мозги обретут упругость и ты уцепишься за жизнь руками, зубами, ногами, когтями. Тебе еще не приходилось делать выбор, страшный выбор? Не тот, от которого ты сбежала… Ведь ты сбежала, так?
– Откуда вам известно? – вытаращилась на старика Оленька. Почему-то ей стало не по себе, даже страшновато. Она бы ни за что не объяснила причин возникшего страха, но он возник и вызвал у нее мелкую дрожь.
– Мне многое известно. Да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Юная дева соглашается на добровольное заточение со стариком ради денег, которые ей щедро кидают… Чушь собачья! Ты решила спрятаться от кого-то или от чего-то, не в том суть. Но ты не задумывалась, за что тебе платят так много? Да, где-нибудь там, за границей, это даже мало. Но у нас деньги большие. За какие услуги? Не знаешь? Потому что курица.
– О чем вы говорите? Я не понимаю вас?
– Невкусно. Пресно, – отодвинул он тарелки. – А теперь кыш! Кыш, кыш!
– О чем вы меня предупреждали?
– Когда? – прикинулся Афанасий Петрович кретином.
– Только что, когда говорили, что мне за что-то платят, – рассердилась Оленька.
– Да? – И он свел брови в одну линию, выпятил губы, он думал. Внезапно оживился: – А, вспомнил! Я говорил, что тебе придется делать выбор. – Вдруг он откинулся корпусом назад, изучая Оленьку во все глаза и так и эдак, наклоняя голову влево-вправо, и наконец выдал: – И ты его сделаешь. Только учти, сия чаша тяжела. А теперь за предсказание выведи меня на прогулку.
В комнату ворвалась Антонина Афанасьевна:
– Ольга, пойдемте к сыну, ему необходимо сделать укол.
– Ха-ха, – коротко хохотнул старик, находясь в своих мыслях.
– Папа, прекрати! – закричала на него Антонина Афанасьевна. – Ольга, быстрее, я жду тебя в комнате Ростислава.
Оленька поспешила за ней. Афанасий Петрович безотносительно сказал:
– Выбор. А выбор между жизнью и смертью… смертелен. И получается – нет выбора. Да. Так. Не иначе.
Оленька остановилась в дверях, повернула лицо к дедушке:
– Вы, Афанасий Петрович, очень интересный человек, честное слово. Я не воспринимаю вас больным… на голову. Ведь вы не больны. Но почему вы ненавидите свою семью? Зачем притворяетесь? О вас заботятся, за такие деньги наняли сиделку…
– Курица, – вздохнул он. – Ничего не поняла из моих ценных лекций. Я им нужен. Очень нужен. И ты нужна.
– Да, конечно, – согласилась Оленька. – Именно поэтому мне странна ваша ненависть. Ведь вы не играли, когда включили газ. Вы это сделали, зная, какие будут последствия. Почему вы хотели…
– Убить? – подсказал он, так как Оленька из деликатности не хотела называть вещи своими именами. И вдруг он сказал такое, что заставило ее усомниться в светлом разуме старика: – Я работал убийцей, детка. Привычка.
– Ольга! – послышался из коридора голос Антонины Афанасьевны. – Где вы застряли?
Оленька рванула наверх, опять забыв запереть дверь комнаты старика.
* * *
– Этого нельзя делать! – повысил голос Эмиль, бросив пачку фотоснимков на стол. – Хочешь, чтобы он расправился с тобой так же? – Варвара взяла снимки убитой Березко в руки и сосредоточенно их перебирала, а Лешка наблюдал за обоими молча. – То, что ты хочешь сделать, – провокация. Тебе сейчас лучше замереть, не выходить даже из дома!
– Если он такой крутой, как вы говорите, ключ и квартира не помогут, – вяло возразила Варвара. – Он достанет меня и дома.
– Уезжай! – рявкнул на упрямую и глупую Варвару Эмиль. – Съезди к бабушке в гости… в туристическую поездку…
– Никуда не поеду, не сотрясайте воздух зря, – огрызнулась та.
– А, понял… – вдруг дошло до него. – Карьера, да?
– Да, черт возьми! – подскочила Варвара, ибо он попал в точку. Носиться по кабинету она не могла, он слишком мал, посему ограничилась воплями разъяренной фурии: – Нет, по какому праву вы диктуете мне? Да, я хочу сделать карьеру, потому что не желаю оставаться в этом паршивом городе всю жизнь. Мне нужна слава! «Репортаж с ножом у сердца»… или «Интервью со смертью»… Как? Звучит? Это мой шанс. Если мне удастся сделать острые репортажи, а того лучше – если он еще и преследовать меня будет, мне обеспечено место на столичном канале!
– А если он убьет тебя? – подал спокойный голос Лешка.
– Меня не так-то легко испугать, – парировала Варвара. – Поймите, мне двадцать восемь. Впереди перспектив ноль, ноль и ноль. Ну, удачно замуж выйти можно, опять же если повезет. Да мой характер не выдержит ни один мужик, мечтающий о домашней рабыне. Я хочу работать в престижной студии, газете, журнале, а не барахтаться всю жизнь здесь, в нищете и безвестности.