Тайна Jardin des Plantes - Николя Д'Этьен Д'Орв

— Как я себя чувствую?.. — машинально повторил он и, ощутив легкое головокружение, невольно оперся рукой на витринное стекло, оставив на нем отпечаток повлажневшей от волнения ладони. — Примерно как человек, вернувшийся из очень долгого путешествия…

— А можно поподробнее?

Жервеза была такой же, как всегда, — властной, уверенной в себе. Она, провернув два раза ключ в замке, закрыла массивную дверь, ведущую в картинный зал, и замаскировала ее широким полотнищем, абсолютно совпадавшим по Цвету со стеной.

— Я… я был внутри картин, — отвечал Сильвен, не переставая осматриваться с таким удивлением, словно заново открывал для себя окружающий мир.

При этих словах Жервеза слегка напряглась. Несмотря на то что ее реакция была почти незаметна, Сильвен все же уловил ее, и это его окончательно пробудило. Картины увели его далеко из этого мира, но теперь он вернулся с небес на землю. Обретя прежнюю ясность мышления, он тут же напомнил себе, что не должен выдавать матери свою тайну.

— Что ты чувствовал? — снова спросила Жервеза, которая, судя по всему, не осталась равнодушной при виде его впечатления от картин.

Однако и у самого Сильвена было немало вопросов к матери.

Его походка по-прежнему оставалась нетвердой, и, оступившись, он навалился всей тяжестью на перила галереи. Верхняя часть его тела повисла над пустотой.

— Осторожно! — вскричала Жервеза, и на этот раз в ее голосе прозвучала неприкрытая тревога.

— Не беспокойся, я не собирался прыгать вниз, — шутливо сказал Сильвен. На миг у него возникло ощущение, что он парит в небе над саванной.

Внизу, на первом этаже, стояли многочисленные чучела животных, размером от краба до слона.

«В первый раз, когда я увидел картины, этих животных здесь еще не было, — вспомнил Сильвен, разглядывая завораживающую панораму. — Но с тех пор прошло двадцать лет…»

Это было летом. Сильвену с Габриэллой исполнилось по двенадцать. В те времена Большая галерея представляла собой всего лишь непрезентабельный ангар, который дети облюбовали себе в качестве площадки для игр. Играя в прятки, они много раз замечали наверху, почти под самой крышей, массивную дверь, казавшуюся на удивление новой среди прочей ветхой обстановки. Но они не слишком обращали на нее внимание, потому что в недрах музея таились десятки других чудес: побитые молью шкуры пантер в старых дорожных сундуках; коллекции насекомых в подвальных шкафах; заспиртованные в стеклянных колбах животные с аномалиями в развитии — самые ужасные из них были спрятаны в подвалах примыкающей к музею лаборатории… Но в то жаркое июльское утро Сильвен и Габриэлла обнаружили постоянно запертую дверь открытой.

— Нет, Сильвен! — предостерегающе сказала Габриэлла, видя, что его рука уже коснулась стальной пластины. — Нам туда нельзя…

В чем была причина такого опасения? Габриэлла не могла объяснить — это был инстинктивный рефлекс, один из тех, что так часто проявлялись у них обоих.

Сильвен и сам почувствовал, как в нем нарастает тревога. Словно чей-то голос шептал ему, что ему нельзя здесь находиться. Что он не должен касаться этой двери.

Но было слишком поздно — они уже вошли в зал… а потом в картины.

— Это не картины, это окна… — прошептала Габриэлла, когда они наконец покинули волшебную комнату. Сколько времени они там провели?.. Оказалось, целых пять часов! Они едва могли в это поверить. Но, взглянув в пыльное чердачное окошко, они увидели, что солнце уже опускается за мечеть.

— Вас искали целый день! — в ярости закричала Жервеза, обнаружив их в розарии. — Где вы были?

— Путешествовали, — ответил Сильвен, незаметно подмигнув Габриэлле.

— О, ну разумеется! По своим воображаемым мирам!..

— Воображаемым? — переспросила Габриэлла. И с долей иронии добавила: — Как знать, как знать…

Они не решались снова вернуться к тем картинам. В конце концов Габриэлла и Сильвен стали сомневаться в реальности увиденного, не найдя для нее рациональных объяснений. Но что же все-таки произошло? Что именно они увидели? Это было за пределами любых словесных описаний. Что это за персонажи? Где все это находится? Что означают исторические сцены? Откуда взялись такие чудесные животные? Дети ничего об этом не знали. Но Габриэлла оказалась права: это были не картины, а окна, порталы в другие миры. При контакте сними зритель обретал сверхсознание, некое абсолютное видение — что позволяло ему выйти за пределы самого себя и войти в картины.

Но был только один способ понять все окончательно — углубить свой опыт… иными словами, вернуться в картинный зал.

Сильвен и Габриэлла принялись незаметно наблюдать за дверью, чтобы выяснить, кто и как часто заходит внутрь. К их величайшему изумлению, выяснилось, что ключи от двери были только у Любена и Жервезы, а сам таинственный зал отсутствовал на всех планах здания.

Дети по очереди незаметно утаскивали ключи: Сильвен — у матери, Габриэлла — у деда.

Вначале они ходили в картинный зал редко, поскольку боялись потерять всякое чувство времени и быть застигнутыми перед одной из четырех картин. Казалось, их созерцание не причиняло никакого вреда: на картинах не было ни непристойных сцен, ни кровавых жертвоприношений… по крайней мере, на первый взгляд. Но когда зритель полностью растворялся в картине, она обращала к нему свою темную сторону.

И этого Сильвен с Габриэллой в конце концов начали всерьез бояться.

Потому что именно эти мрачные, жестокие, тлетворные детали постепенно и незаметно стали привлекать их все сильнее, как падаль привлекает стервятников.

Подрастая, Сильвен и Габриэлла очаровывались картинами все больше и больше. Жервеза и Любен уже не так сильно их опекали и не так внимательно контролировали, и дети могли смотреть на картины все чаще. Иногда Габриэлле даже становилось дурно. Картины стали занимать слишком много места в ее жизни. Теперь Габриэлла с Сильвеном почти не разговаривали — едва лишь оказавшись наедине, они тайком пробирались в картинный зал, ключ от которого у Сильвена давно был свой: он сделал дубликат материнского.

— Сильвен, мы должны это прекратить, иначе сойдем с ума!

— Но нам нужны эти картины — в них настоящая жизнь, реальный мир…

— Нет! Они как наркотик, они разрушают нас! Это называется «синдром Стендаля»: слишком много красоты — губительно!

Не в этом ли была причина внезапного отъезда Габриэллы спустя несколько лет? Сильвен так никогда этого и не узнал. Ни в тот раз, когда они впервые после долгой разлуки встретились на площади Фестивалей, ни позже они ни словом не обмолвились о картинах.

Без Габриэллы Сильвен был в картинном зале всего два-три раза. Во-первых, он боялся навсегда остаться пленником одной из картин. Когда он и Габриэлла приходили сюда вдвоем, кто-то из них всегда мог «разбудить» другого. И потом, без Габриэллы фантастические сцены стали слишком мрачными.