Крокодил - Марина Ахмедова

Светка встала с кровати и пошла к Дарье. Двигалась она медленно, словно продираясь коленками сквозь что-то невидимое. Светка откинула голову назад, затвердела вся, словно в ходьбе превращалась в соляной столб и это ее последние движения.

Она взяла из рук Дарьи наушники, пригнула коленки, как это часто делала ее сестра, и тоже замерла. В ушах раздались чавкающие звуки, протяжные и резко обрывающиеся. Звуки сильные настолько, что можно было представлять – кто-то большой с той стороны, большой до такой степени, что в Дарьином животе поместилась бы только его голова, прижался слипшимися губами к пупку и чмокает, втягивая через него воздух.

– На сигналы каких-то инопланетян из космоса похоже, – пробубнила Светка.

– Теперь своего послушай, – Дарья протянула ей ручку.

Светка, не расстегивая и не раздвигая байкового халата, приложила ручку поверху. Сделала тупое лицо. Моргнула.

– Подвигай, – Дарья направила ее руку.

Дверь в палату открылась. Вошла медсестра. Белый халат расходился на ее животе, образуя петли между пуговицами, хотя беременной она не была.

– А ты что там слушаешь? – обратилась она к Светке, гаркая. – Как он у тебя там солью обрыгивается?

– Тебе же солевой аминоцентез провели? Ну, – медсестра развела руками, и петли между пуговиц расширились. – Завтра родишь леденец. Слушает она, – продолжила медсестра и засмеялась.

– Я не знаю, – сказала Светка.

– Не знает она, – почти передразнила Светку медсестра. – Всё они знают. Всё, – она вышла, прикрыв дверь, но из коридора еще приходило ее раскатистое гарканье: – А потом они не знают… всё они знают…

Светка медленно встала и пошла к своей кровати. Дарья сидела как будто в оцепенении.

– А что такое солевой аминоцентез? – спросила она.

– Не знаю, – буркнула Светка.

За окном темнела тишина. Слышно было дыхание Дарьи. Светка проснулась. Из щели между дверью и полом шел тонкий свет. Светка лежала на спине. Она пощупала низ живота. Повернулась на бок. Поджала под себя одну ногу и закряхтела. Сначала тихо, выталкивая комки воздуха через нос. Постепенно звуки росли. Дарья не просыпалась. Ничего не менялось ни за дверью, ни за окном. Никто в коридоре не ходил, не перерезал шагами полоску света, ползущего из-под двери. Светка щупала живот, выгибала спину, запрокидывала голову. Вдохи ее крепчали, а комки, вытолкнутые через нос, живели и тяжелели. Они летели к кровати Дарьи, падали рядом с ее головой на подушку, и наконец, дернув головой, та тоже проснулась.

– Ты че? – спросила Дарья, поднимаясь на локте и щурясь в темноту.

– Кажется, у меня все, по-моему, – прокряхтела Светка.

– А че ты так тихо? – спросила Дарья, нащупывая отекшими со сна ногами на полу тапки.

– Ночь же… – выдула Светка. – Люди же спят кругом.

Хлястая задниками по пяткам, Дарья подошла к Светке и сверху таращилась на то, как та выгибает спину и заламывает шею.

– Я пойду медсестру позову, – сказала она.

Дарья открыла дверь, и свет не ворвался, а просто вошел в палату и умер где-то на середине, затопленный темнотой из окна. Дарья оставила дверь открытой. Светка, задержав дыхание, прислушивалась к хлястанью ее тапок о пятки, пока Дарья удалялась по коридору. Когда шаги затихли, Светка, как будто осмелев, выдала протяжный прерывистый стон. Заметалась головой по подушке. Сжала руки, как будто здоровалась сама с собой. Обхватила себя за локти, как будто хотела взять саму себя в руки. Обхватила себя за плечи, как будто себя обнимая. Задрыгала ногой. Снова пощупала живот. Лицо ее сморщилось. Она сильно закусила губу, задышала шумно одним носом, снова задвигалась руками по телу, словно не хотела выпускать звуком то, что рвалось.

– Мама, – сказала Светка и сразу же заплакала. В темноте слезы полировали ее желтые щеки и закатывались за размякшую губу. Все тело Светки расслабилось, как будто из его клеток ушла склеивающая жидкость, и они уже начали распадаться. Один только живот стоял колом и твердел. Светка щупала его горячими ладонями, ее глаза наполнялись ужасом, который обильней вытекал на щеки и на губу. Светка чмокала и пускала слюнные пузыри, так, словно слезы были нестерпимо солеными и превращались на ее губах в соляную пену.

– Мама, – повторила Светка. – Мамочка, ты где?

Ее нос покраснел. Она дергала им, как кролик.

Шаги вернулись. У кровати выросли медсестра и Дарья.

– Из меня лезет, – сказала Светка, поднимая глаза на медсестру.

Кожа Дарьи в темноте отливала молоком.

– На пеленку, – сказала медсестра, и ее разрыхленная темнотой рука метнулась к Светке. – В нее рожай.

Светка схватила сложенную пеленку двумя руками. Медсестра повернулась к ней белой спиной. Дверь закрылась. Дарья отплыла к своей кровати. Светка поднесла пеленку к лицу и втянула ее запах носом. Светка дышала пеленкой шумно и жадно, словно больничный запах, запутавшийся в нитяных волокнах, мог принести ей облегчение.

Было слышно, как Дарья легла на кровать.

Светка дергала ногами и все дышала пеленкой. Когда запах из пеленки ушел, Светка положила ее на живот. Разинула рот, глотая воздух. Выпрямила ноги. Развернула пеленку. Расправила ее на животе. Снова согнула ноги, забила ступнями, словно плыла в соленой воде, отбиваясь от волн и рыбешек. Покрыла пеленкой весь живот. Положила сверху руку. Помяла, словно надеясь руками его растопить и сделать мягче. «Г-гы», – исторгла из всей себя воздух. Сняла с живота пеленку и начала ее выжимать двумя руками. Выжимать и хватать губой, словно надеялась вытрясти из нее последние больничные капли, приносящие облегчение. Поднесла пеленку к лицу и укусила ее. Замычала. Светкины желтые зубы впивались в больничную ткань, впитывающую тяжелую соленую слюну. Светка расправила пеленку, накрыла ею лицо и полежала так, затихнув. Выгнулась, содрала пеленку с лица и сказала требовательно в сторону Дарьи:

– Я отдайя все, что у меня есть.

Дарья накрыла голову одеялом.

Светка приподнялась, раздвинула ноги, сунула под них расправленную пеленку, уже в темных пятнах слюны и укусах, и, притихнув, родила.

В палате сделалось тихо, и, кажется, даже Дарья, спрятавшись под прелостью одеяла, перестала дышать.

– Дайя, – позвала Светка. – Даш…

Дарья резко откинула одеяло с головы.

– Я йодийя, – гордо сказала Светка. – Я йодийа.

Дарья снова села на кровати. Снова нащупала испуганными стопами тапки. Пошла тихо и быстро мимо Светки, чтобы не видеть ее задравшейся ночнушки, опавшего желтого живота и блестящей желтой трубки из промежности, похожей на большую вену, обмотанную нитками кровяных и синих сосудов. И маленького красно-синего комка под ногами Светки, которые она держала высоко, чтобы не касаться его.