Страсти по-губернаторски - Фридрих Незнанский

Ну что ж, хорошие общие слова. Больше всего прокурора заботила честь собственного мундира — это было видно. Не испытывал он, видимо, и никакого страха, продемонстрированного губернатором. Почему — это интересный вопрос, конечно, но сейчас рассуждать об этом неразумно. Несвоевременно, во всяком случае. Хотя тема была, что называется, «горячей».

— Как вы полагаете, Виктор Афанасьевич, чем вызвана столь бурная реакция Рыжакова по поводу, скажем так, не совсем ординарных убийств? Вот у меня во время разговора с ним сложилось некоторое ощущение, будто губернатор — я не хочу сказать, что он как бы примеряет эти, мягко говоря, огорчительные факты на себя, — чего-то все же испугался. Причем всерьез. Словно получил какое-то известное одному ему предупреждение. Вы знаете атмосферу в области лучше всех остальных, скажите, а у вас нет подобного ощущения?

— Я тоже заметил у Алексея Петровича определенную растерянность. Чем она вызвана? Не уверен, что, как вы изволили выразиться, «предупреждением». Хотя… в нашем мире все может быть, — философски закончил он.

— Но почему жертвами неизвестных убийц стали поборники, скажем так, правосудия? Не представители, к примеру, милиции, которых обычно больше всего ненавидят люди, преступающие закон, не государственные чиновники с их вечными взятками — будем смотреть правде в глаза. Но может быть, у вас здесь не все в порядке именно с правосудием? Не обижайтесь, ради бога, и не принимайте на свой счет, я просто хочу понять и вашу позицию.

— Я бы, разумеется, высказал свою точку зрения, но почти уверен, что она пойдет вразрез с общественным мнением…

— Общественным? — удивился Турецкий.

— Я имел в виду мнение руководства областью.

— Ну это другое дело. И что же? В чем вы, извините, расходитесь?

— Судебная сторона — это не совсем дело прокуратуры. Если с нас можно драть по три шкуры за любые просчеты, если, скажем, ошибка следователя либо прокурора, как-то бывает, в конечном счете исправима, то судебные просчеты и ошибки остаются, как правило, неизвестными широкой публике. Как и взаимоотношения в среде судебных чиновников. Вы меня понимаете?

— Вы хотите сказать, что суд — тема для нас с вами закрытая? Варятся в своем соку, никому не подчиняются, кроме как самим себе, и оттого недоступны для критики?

— Примерно. Возможно, только не столь безапелляционно и резко.

— Ну хорошо, двое погибших — судьи. А как же Васильчиков?

— Это опять-таки сложный вопрос их собственных взаимоотношений. Роберт Олегович скверно «отличился» в свое время, когда исполнял должность следователя. Это давняя история, если захотите, ее вам охотно расскажут, как всякие иные сплетни.

— Так сплетня или факт? — хмыкнул Турецкий.

— Вы потом сможете сами сделать вывод. Но потом он стал адвокатом, и довольно успешным, первым в области. Возглавил даже адвокатскую палату. Я бы сказал, что он сумел стать слишком успешным. Обладающим крупными, устойчивыми связями в руководстве областью, а также и…

— И? — улыбнулся Турецкий.

— Полагаю, и в криминальном мире. Недаром же уголовники окрестили его Генералом. Такие «погоняла» просто так никому не присваиваются. Значит, все-таки имело место…

— Мне знакомы подобные ситуации, когда адвокаты, защищая не просто по обязанности, но еще и по призванию уголовных преступников, пытались договариваться с судьями. Иногда у них это получалось, не отрицаю, из собственной практики мог бы привести примеры.

— Ну вот видите, тогда о чем же мы говорим? — развел руками Фатеев.

— Но эта ваша точка зрения известна? Хотя бы среди ваших работников, занимающихся расследованием? Она где-нибудь, как говорится, озвучена?

— Помилуй бог, да о чем вы? — усмехнулся прокурор. — Такой мой шаг слишком бы отдавал неоправданной фрондой. А потом, нужны веские доказательства, которых вам никто не даст. И тогда все ваши убеждения квалифицируются как клевета на честного человека с целью нанесения ему морального, а то и материального ущерба. Процитировать соответствующую статью? — ухмыльнулся прокурор.

— Что вы! Зачем?.. Но сами-то вы именно так считаете?

Прокурор неопределенно пожал плечами.

«Да, — подумал Турецкий, — тяжко ему тут, если он такой один и ни в ком не чувствует поддержки…»

Александр Борисович вспомнил рассказ Гордеева о «сосланном» в Холмск следователе, которого и отправили-то туда приказом вот этого Фатеева, и усмехнулся. Но прокурор усмешку принял по-своему.

— И ничего тут нет смешного, — наставительно произнес он. — Если внимательно присмотреться, то губернатор у нас — это наше всё, что называется. И те, кто с ним заодно, кто способен направлять его слова и действия, они, по существу, и являются основными хозяевами в губернии. Между прочим, очень советую вам, если сочтете необходимым, посмотреть повнимательнее, как обстоят дела с собственностью, принадлежащей Васильчикову. Там ведь не только большие гонорары.

— Может быть, именно в ней и кроется главная причина?

— Возможно, но не думаю. Наверное, есть еще что-то, о чем мы пока не знаем.

— Но ваша личная позиция в этом вопросе какова?

Фатеев, этот малоповоротливый, лысый толстяк в синем мундире, туго обтягивающем его большое тело, словно бы олицетворяющий собой «всесильный закон», который, все по тому же определению, мог, да и обязан был изрекать только прописные истины, промолчал. Он «поиграл» кустистыми бровями, сделав многозначительное выражение на широком лице, а потом лишь вздохнул и откинулся на спинку большого своего кресла. Не было, значит, у него собственной позиции? Так следовало понимать? Или он не собирался ее высказывать?

Турецкий почувствовал, что задавать слишком много неприятных вопросов прокурору не стоит. Довольно того, что он уже и сам позволил себе высказать. Правда, один совет его следовало обязательно учесть — это тот, который касался собственности покойного адвоката Васильчикова. Не исключено, что это серьезная подсказка.

А в общем же основную житейскую позицию прокурора Александр Борисович понял без дополнительных объяснений. Фатеев был определенно недоволен тем, что происходит в области, но он никому и никогда не выскажет своего недовольства. Если его что-то и не устраивает, то, во всяком случае, он постарается быть осторожным, принимая те решения, которые окажутся для него самого безопасными. Судьи — закрытая епархия, и нечего их критиковать. Губернатор — всему голова, вот и пусть сам думает. А окружение? От этих одни неприятности, но… терпеть можно. А раз можно, значит, и нужно. Понятная точка зрения…

Пришла пора менять тему.

— Тут у вас уже был мой коллега, следователь Поремский, он заходил к вам?

— Да, — заметно оживился прокурор, — и мы с ним все необходимое решили. Если вы пожелаете ввести в состав своей следственно-оперативной бригады и наших следователей, которых я вам уже назвал, то в вашем распоряжении окажутся сразу четыре удобных кабинета. Компьютеры и другая необходимая техника — факсы там, прочее — у нас имеются, и они тоже к вашим услугам. Если сочтете необходимым принять и мою помощь, милости прошу.