Первый крестовый поход. Зов с Востока - Питер Франкопан

В прошлом император без особых проблем «работал» с большими отрядами европейцев: например, с пятьюстами рыцарями из Фландрии. Но его первый опыт общения с крестоносцами был ужасен. Заставив их уйти в Малую Азию, чтобы свести к минимуму угрозу самому Константинополю, император ожидал, что они дождутся подхода остального войска, после чего выступят против турок. Однако энтузиазм крестоносцев и вера в свои силы были настолько велики, что они сразу пошли на Никею, не жалея никого, кто попадался им на пути. Согласно «Алексиаде», они вели себя, «обращаясь со всеми с крайней жестокостью. Даже грудных детей они резали на куски или нанизывали на вертела и жарили в огне, а людей пожилых подвергали всем видам мучений»{516}. Западные источники также не жалели горьких слов. «Зверствам и насилию подвергались не только турки, – писал неизвестный автор «Деяний франков», – ужасные преступления совершались и против христиан». Тут уж никуда не денешься от злой иронии – отправившиеся защищать христиан Востока от притеснений язычников участники Крестьянского крестового похода грабили и разрушали церкви в северной части Малой Азии{517}.

Один из таких отрядов, подстегиваемый убеждением о том, что он пользуется защитой Господа, подошел к Ксеригорду – небольшой, но хорошо укрепленной крепости к востоку от Никеи. Крестоносцы захватили ее без малейших проблем, перебив всех турок внутри. Однако самонадеянность и упрямое желание крестоносцев нападать на каждого встречного в совокупности с отсутствием какого бы то ни было четкого плана вскоре обернулись катастрофическими последствиями. Прошло совсем немного времени, и на смену эйфории в Ксеригорде пришла паника – многочисленная турецкая армия подошла к крепости с намерением освободить ее от крестоносцев.

Положение быстро стало критическим: «И были наши в таком унынии от жажды, что пускали кровь своим лошадям и ослам и пили. Другие бросали пояса и также тряпье в цистерны с тем, чтобы потом выдавливать из них воду в свои уста. Третьи мочились в горсть один другому и пили. Четвертые копали сырую землю, ложились и расстилали ее по своей груди от чрезвычайной засухи и жажды»{518}. Когда европейцы сдались, к ним отнеслись без особого милосердия. Турки прошли по лагерю, убивая священников, монахов и детей. Молодых девушек и монахинь увели в Никею, туда же забрали одежду, вьючной скот, лошадей и палатки. Молодых мужчин насильно обратили в ислам, заставив отказаться от христианской веры, именно из-за которой они отправились на Восток{519}. Те, кто отказался, умерли страшной смертью: турки привязали их к столбам и использовали в качестве мишеней{520}.

Покончив с Ксеригордом, турки двинулись к Дрепану, где атаковали лагерь, устроенный Алексеем I. Людей убивали прямо на их ложах и поджигали палатки: те, кто не успел убежать в горы или прыгнуть в море, сгорали заживо. Попавшим в плен предлагали выбор – обращение в ислам или смерть. Райнальд, под командованием которого участники Крестьянского крестового похода бесчинствовали в Малой Азии, выбрал первое, заключив, что лучше покориться, чем быть убитым{521}. Другие со смирением встретили свою судьбу. Священника, которого турки обнаружили служащим мессу, обезглавили прямо перед алтарем. «Вот счастливое мученичество для удачливого священника, – написал в восторге один из хронистов, – которому дали тело Господа нашего Иисуса Христа, чтобы тот вознес его на небеса!»{522} В первых столкновениях с турками в Ксеригорде, Дрепане и в других местах погибло столько народу, что кости павших складывали в огромные кучи. Позже турки измельчали их, чтобы заделывать трещины в стенах крепостных укреплений: таким образом, кости рыцарей из первой волны желавших пробиться к Иерусалиму были использованы, чтобы сдержать тех, кто следовал по их стопам{523}.

К концу октября 1096 года стало ясно, что Крестьянский крестовый поход закончился катастрофой. Это стало серьезным ударом по планам Алексея I. Вся его политика поиска поддержки за пределами Византии оказалась бесполезной или даже вредной. По словам Анны Комнины, Петр Пустынник, который обсуждал логистику похода с Алексеем I в Константинополе, сурово осудил своих сподвижников. «Люди, убитые в Ксеригорде и других местах, заслужили такую кару, – заявил он, – они были разбойниками и грабителями, необузданными и распущенными. Именно по этой причине Бог лишил их шанса помолиться у Гроба Господня в Иерусалиме»{524}. Но не все свидетели тех событий согласились с Петром. «Слабая дисциплина, плохое планирование и избыточный энтузиазм стоили войску слишком многого», – размышлял Гвиберт Ножанский. Если бы во главе похода стоял король, то ситуация могла бы сложиться по-другому. Беда случилась, «потому что смерть приходит за недисциплинированными, и человек, который не может контролировать себя, долго не проживет»{525}.

В «Деяниях франков», хронике, которая широко распространилась по Европе сразу после Первого крестового похода и стала основой для множества других описаний похода на Иерусалим, говорится: «Император, услышав, что турки так рассеяли наших, очень сильно обрадовался и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся наши переходили Геллеспонт. После того как они уже были по ту сторону, он разоружил их»{526}. Хотя это описание в какой-то степени стало плодом негативного имиджа императора, сформировавшегося после Крестового похода, было очевидно, что первые прибывшие в Византию европейцы не вызвали у него восторга. Теперь он должен был готовиться к прибытию «главных» участников Первого крестового похода.

Удовлетворить амбициозных и могущественных магнатов, прибывавших в Византию, было нелегко. Брат французского короля Гуго де Вермандуа летом 1096 года отправил послов к правителем Диррахия с письмом к Алексею I, в котором говорилось, какого приема он ожидает: «Знай, – сказал он, – император, что я – царь царей и самый великий из живущих под небом. Поэтому, когда я прибуду, ты должен встретить меня с подобающей торжественностью и оказать прием, достойный моего происхождения»{527}. Вскоре после этого послания пришло еще одно, не менее важное: «Да будет тебе, дука, известно, что господин наш Гуго вот-вот прибудет и что он несет с собой из Рима золотое знамя святого Петра. Знай также, что он – глава всего войска франков. Поэтому приготовься принять его и войско так, как подобает по его достоинству, и устрой ему должную встречу»{528}.