Город потерянных душ. Книга 5 - Кассандра Клэр

Он поспешно отпрянул.

— Что такое, Саймон? Ты не хочешь поцеловать меня?

— Хочу, — попытался сказать он, но клыки мешали.

Глаза Изабель расширились.

— Ой, да ты голоден, — сказала она. — Ты когда в последний раз пил кровь?

— Вчера, — с трудом выдавил он.

Она откинулась на подушку. Глаза у нее были бездонными.

— Может, тебе лучше попить? Ты знаешь, что бывает, если этого не сделать.

— У меня с собой нет крови. Мне придется вернуться к себе, — сказал Саймон и сел на постели. Его клыки уже начали втягиваться назад.

Изабель поймала его за руку.

— Тебе не придется пить холодную звериную кровь. Я здесь.

Он вздрогнул:

— Ты шутишь?

— Нет, не шучу.

Она стянула футболку. Ее голубой бюстгальтер был вполне целомудренным, но у Саймона все равно пересохло во рту. Рубин сиял меж ключиц Изабель красным стоп-сигналом. Словно читая его мысли, она отбросила волосы за спину, оголив шею.

— Разве ты не хочешь?..

— Изабель, не надо, — взмолился Саймон. — Я не могу себя контролировать. Я могу причинить тебе боль, даже убить тебя.

— Не убьешь. — Ее глаза засверкали. — Ты ведь умеешь сдерживаться. С Джейсом, я знаю, сдержался.

— Джейс меня не привлекает.

— Ни чуточки? — засмеялась она. — Что ж, жаль. Это было бы сексуально. Слушай, не важно, привлекает он тебя или нет. Ты умирал от голода и укусил его, а потом сдержался.

— Но в случае с Морин я не сдержался. Джордану пришлось меня оттаскивать.

— Ты сдержишься. — Она нежно провела пальцем по его груди. — Я тебе доверяю.

— Может, зря?

— Слушай, в конце концов, я Сумеречный охотник. Если понадобится, смогу и отбиться.

— Джейс от меня не отбился.

— Джейс любит играть со смертью, а я — нет.

Изабель обхватила ногами его бедра — она была невероятно гибкой — и продвинулась вперед, чтобы было удобнее целовать Саймона. Ему тоже хотелось поцеловать ее, хотелось так сильно, что все тело ныло. Саймон несмело открыл рот, они соприкоснулись языками, и его обожгла боль: он рассек язык собственным острым клыком. Почувствовав вкус крови, он резко отпрянул.

— Изабель, я не могу. — Саймон закрыл глаза. А она продолжала дразнить его. Клыки дергало, в венах словно ворочалась колючая проволока. — Иззи, я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

— Саймон. — Изабель осторожно дотронулась до его подбородка и ласково потянула. — Ты — это ты…

Клыки его втянулись назад, но все еще болели. Он прикрыл лицо руками:

— Иззи, ты… Ты не можешь хотеть меня. Родная мать вышвырнула меня из дому. И я укусил Морин — маленькую девочку. Посмотри на меня, посмотри, каким я стал, что я делаю. Я — ничтожество.

Изабель нежно провела по его волосам, и Саймон посмотрел на нее сквозь пальцы. Вблизи он увидел, что глаза у нее не черные, а темно-карие, с золотыми прожилками. Он не знал, каких слов ждал от нее. Эта девушка использовала парней, меняла их как перчатки. Она была прекрасна и ни в ком не нуждалась. И уж тем более в вампире, из которого и вампир-то вышел никудышный.

Саймон ощущал ее дыхание. От нее пахло сладко — жизнью, кровью и… гардениями.

— Ты вовсе не ничтожество, — сказала она. — Саймон, пожалуйста, не надо прятать лицо.

Он неохотно опустил руки. В свете луны Изабель была особенно хороша: сливочная кожа, волосы, похожие на черный водопад.

— Посмотри, — сказала она, дотрагиваясь до белых шрамов на своих руках, шее, груди. — Безобразные, да?

— В тебе нет ничего безобразного. — Саймон искренне удивился ее словам.

— Вообще-то шрамы не украшают девушек, — спокойно ответила Изабель. — Но тебя они как-то беспокоят?

— Они — часть тебя…

Девушка дотронулась пальцем до его губ:

— А вампиризм — это часть тебя. Я попросила тебя прийти сюда не потому, что больше некого было просить. Я хочу быть с тобой, Саймон. Это меня пугает, но это правда.

Глаза ее блеснули, и, задумавшись на секунду над тем, слезы ли это, Саймон поцеловал ее. На этот раз поцелуй не был неловким. Изабель внезапно навалилась на него и легла сверху. Ее длинные черные волосы накрыли обоих. Она что-то нежно шептала ему, а он гладил ее по спине. Чувствуя под пальцами ее шрамы, он хотел сказать ей, что для него они — прекрасные узоры, доказательство ее смелости. Но ему пришлось бы прекратить целовать ее, а он этого делать не хотел. Изабель постанывала в его объятиях; пальцы Саймона запутались в ее волосах, сейчас она лежала под ним, и он ощущал руками ее тепло, а ртом — ее вкус и запах. Запах сладких духов, соли и… крови.

Он снова напрягся, и Изабель это почувствовала.

— Давай, — прошептала она. Ее сердце колотилось все сильней. — Я хочу, чтобы ты это сделал.

Саймон закрыл глаза, прижался лбом к ее лбу и попытался взять себя в руки. Клыки снова обнажились, больно впившись в нижнюю губу.

— Нет.

Она обхватила его своими восхитительными лодыжками.

— Саймон, я хочу, чтобы ты сделал это. — Она выгнулась, обнажая горло. Запах крови — ее крови — наполнил собой всю комнату.

— Ты не боишься? — прошептал он.

— Возможно. Но я все равно хочу, чтобы ты это сделал.

— Изабель… Я не могу…

Он укусил ее.

Его клык вонзился в ее горло, как нож вонзается в яблоко. В рот хлынула струя крови. Ничего подобного он раньше не чувствовал. Когда он пил кровь Джейса, то был еле жив, а когда укусил Морин — мучился от чувства вины. Тем, кого он кусал раньше, это нравилось.

Но Изабель напряглась и ахнула. Потом она замурлыкала, как кошка, и принялась гладить его по спине, настойчивыми жестами говоря ему: не останавливайся… не останавливайся… не останавливайся… Жар ее тела согревал его; он ощутил, как сильная пульсация крови Иззи передается ему, и в этот момент почувствовал себя живым. Сердце Саймона затрепетало от восторга.

Наконец он отстранился. Сам не понял как, но отстранился и вцепился руками в простыню. Он все еще дрожал, когда его клыки втянулись назад. Комната вокруг него мерцала — так всегда бывало в те редкие минуты, когда он пил человеческую кровь.

— Иззи… — прошептал он.

Он боялся взглянуть на нее, боялся, что теперь она смотрит на него с ужасом или отвращением.

— Что?

— Ты меня не остановила… — сказал он не столько с упреком, сколько с надеждой.

— А я и не хотела.

Изабель лежала на спине, грудь ее вздымалась и опускалась, как будто она пробежала стометровку.