Пока нормально - Гэри Шмидт

Эрни Эко пожал плечами.

Отец выбросил окурок, и мы пошли обратно в цех, а потом на выход. «Свитек», – окликнул кто-то, но отец даже виду не показал, что слышал. Мы пересекли цех, вышли из главной двери, сели в пикап и поехали в город.

Через два часа Кристофера все-таки выпустили под залог. За это время у него сняли отпечатки пальцев и завели дело с фотографией, а какой-то полицейский пытался заставить его признаться, но он только говорил, что ему не в чем признаваться и он ничего не знает ни про какой хозяйственный магазин и понятия не имеет, кто мог его ограбить. И после того, как он не признался, его посадили в камеру на все время, оставшееся от двух часов, и когда он вышел, от него пахло рвотой.

Сержант сказал, что будет слушание – они сообщат нам, когда. А пока – и тут он сурово посмотрел на Кристофера, – а пока пусть Кристофер подумает, и если он вдруг вспомнит, что произошло в ту ночь и где спрятаны украденные вещи, все может кончиться для него гораздо благоприятнее.

Кристофер ничего не ответил. Мы сели в пикап. Отец сел за руль, я сел рядом с ним, а Кристофер – сзади.

Может быть, потому, что от него пахло рвотой.

Мы ехали домой медленно. Но слухи по Мэрисвиллу разбегаются быстро.

* * *

На следующий день мои дела в Средней школе имени Вашингтона Ирвинга шли не особенно хорошо. Стоило кому-то посмотреть на меня, как его глаза говорили: «Я знаю».

На географии я не нарисовал Итоговую карту по Северной Африке, потому что не прочитал главу про Северную Африку. На всемирной истории я сказал мистеру Макэлрою: «Кому интересно, что думали о сотворении мира аборигены из Восточной Австралии?» На литературе мы все еще проходили Введение В Поззию, и если я когда-нибудь встречу на улицах Мэрисвилла Перси Биши Шелли, то сразу врежу ему по носу. Думаете, я вру? Я бросил заниматься Алгеброй Повышенной Сложности. Тренер Рид пускай сам заполняет свои Президентские таблицы по физподготовке. А на уроке у мистера Ферриса я почему-то не пришел в восторг из-за того, что командный и лунный модули «Аполлона-9» разделились, отлетели друг от дружки на сто миль, а потом снова встретились, как это и будет при настоящем полете на Луну, который – так сказал мистер Феррис – теперь уже наверняка состоится. Он положил руку на голову Клариссе. Впервые астронавты перебрались из одного космического аппарата в другой прямо в космосе, сказал он.

Просто блеск.

Когда я пришел в школу на следующее утро, меня ждал директор Питти. Он велел мне явиться к нему в кабинет после урока мистера Барбера – мистера Макэлроя уже предупредили, что я опоздаю на всемирную историю. «И не вздумай улизнуть», – сказал он.

Просто блеск.

Представьте себе, что вы слушаете обзор географии Северной Африки, про которую сами так ничего и не прочитали, и знаете, что скоро вам идти в кабинет к директору – а он, между прочим, предупредил вас, чтобы вы не вздумали улизнуть.

Знаете, что при этом чувствуешь?

Жалко, что в полет на Луну не берут школьников.

Я прождал обычные полчаса, а когда наконец зашел в кабинет к директору Питти, он выглядел так, будто ему тоже было жалко, что в полет на Луну не берут школьников. А то он сбагрил бы им меня.

– Значит, ты опять взялся за свои старые штучки, – сказал он.

Лукас – тот Лукас, какой он был раньше, – наверное, ответил бы, что пропустить урок миссис Верн – это новая штучка, а не старая, но я не хотел ничего откалывать и потому промолчал.

– Сначала физкультура, теперь алгебра.

– Алгебра Повышенной Сложности, – сказал я.

– Можешь про нее забыть, – сказал он. – Посещение уроков повышенной сложности – это награда. Директор Питти не станет награждать ученика, которому не хватает дисциплины на посещение обычных уроков.

А вы знаете, что клюв у Бурого Пеликана почти такой же длины, как все его туловище? Он огромный. Так и кажется, что он вот-вот раскроет его и проглотит тебя целиком. Как директор.

– Ты понимаешь, что у всех поступков бывают последствия? Вот чему хочет научить тебя директор Питти, – сказал директор Питти.

Пеликан стоит в основном на одной ноге. Вторая лежит на ветке как будто бы просто так, точно пеликан не знает, что у всех поступков бывают последствия. Да он и правда не знает.

– Будешь три дня подряд оставаться после уроков, – сказал директор Питти. – Начиная с сегодняшнего. Директор Питти позвонит твоим родителям и объяснит, почему ты задерживаешься.

Бурый Пеликан смотрит на вас так, что вы понимаете: он знает, что он…

– Ты слушаешь директора Питти?

…благородный.

Директор Питти встал.

– Да, – сказал я. – Слушаю.

– Не хочешь ли ты объяснить директору Питти, почему ты прогулял урок миссис Верн?

Я ничего не сказал.

– Это из-за твоего брата, Дуглас?

Если бы вы захотели нарисовать Бурого Пеликана, это было бы нелегко. Думаете, я вру? У него девять или десять рядов перьев. А может, одиннадцать. Или даже двенадцать. И все они разной формы, и все накладываются друг на друга. А композиция – удивительная. Он стоит на толстой старой ветке, которая уже начала разрушаться, но еще выпускает листья. Бурый Пеликан находится прямо в центре картины, он поймал равновесие, стоя на одной ноге, и вам кажется, что с таким огромным клювом впереди нельзя поймать равновесие, но ему это удалось. Кажется, что он должен упасть вперед. Все движение держится на таких противоречиях, помните? Но он ведь не двигается. Он просто замер в равновесии. Не так-то просто сообразить, как Одюбон этого добился.

Директор Питти сел обратно за стол.

– Если у тебя не хватает смелости даже посмотреть на директора Питти, он тебе ничем не поможет, – сказал он.

Я посмотрел на него.

– Мой брат ничего не делал, – сказал я.

Он вздохнул, как будто это у него что-то болело.

– Директор Питти говорил с полицией, – сказал он. – Твой брат украл товары из магазина «Тулс эн мор». Кроме того, почти наверняка именно он ограбил этот магазин осенью. И он же, возможно, ограбил осенью «Спайсерс дели».

– Вы ничего не знаете, – сказал я.

– Чем раньше ты взглянешь в лицо фактам…

– Вот вам факт, – сказал я. А может быть, прокричал, точно не знаю. – Эту птицу надо вернуть в ту книгу, откуда ее украли!

Директор Питти как бы немного опешил. Он повернулся к Бурому Пеликану, а потом обратно ко мне.

– Эта гравюра – подарок Комитета по образованию, сделанный директору Питти в связи с его назначением на пост директора этой школы, – сказал он. – Никто ее не крал. И вдобавок, она не имеет никакого отношения к той проблеме, которую ты сейчас обсуждаешь с директором Питти, Дуглас.