Такой горячий, но сладкий кофе - Хельга Делаверн

Такая закрытость от внешнего мира лично мне доставляла неимоверное удовольствие, не смотря на, что иногда уколы совести поражали меня в самые чувствительные места. Так было, когда мы не приехали на свадьбу к Олесе, правда, Илья воспринял всё на свой счёт и потом ещё долго передавал мне свои извинения через Герца.

Но скрываться вечно не получилось; в один прекрасный вечер февраля нам пришлось вернуться в Москву, где в одном из кинотеатров был устроен закрытый показ фильма, в основу которого, лёг сюжет моего романа. И сдаётся мне, что это Алексей Владимирович подсуетился, ведь он тоже редко нас видел.

Я не знаю, как описать вам чувство, когда десять лет назад студентка Маринка Романова выходила из этого кинотеатра в рваных джинсах и мятой футболке, а уже сегодня туда заходит известная писательница Марина Герц, шуба которой стоит больше, чем все годовые зарплаты любого маленького городка России, и за руку её крепко держит любимый муж, чьё имя тоже нередко мелькает в новостных таблоидах.

— Мариночка, — Семён Семёнович первым подскочил к нам, — я так рад Вас видеть! Сколько лет прошло после нашей последней встречи? Десять или пятнадцать?

Я улыбнулась:

— Десять, Семён Семёнович.

Мне кажется, или этот деятель искусства бессмертен?

— Но выглядите Вы по-прежнему на восемнадцать!

Я не стала говорить мужчине, что когда мне было восемнадцать, он понятия не имел о моём существовании, вновь улыбнулась и провела большим пальцем по запястью мужа. Саша закусил губу и больно сжал мои пальцы. Бесспорно, ему это нравится.

— Вы только посмотрите, кто соизволил нас посетить! Неужели к нам пожаловала чета Герц?

Алексей Владимирович попытался сделать грозное лицо, но у него не вышло. Как и любой родитель, он скучал по своему ребёнку, поэтому его объятья, от которых у Саши чуть не треснул позвоночник, были вполне оправданы. Меня, к счастью, свёкор обнимал не так крепко.

— Только не говорите, что приехали всего на один день. В противном случае, я закрою вас в зале, пока вы не передумаете!

Его сын улыбнулся:

— Нет, отец, мы приехали на несколько дней. Со строительством дома, наконец, покончено. Я хочу показать Марине наш дом.

— С одной стороны, я до сих пор на тебя обижен за то, что ты решил вырваться из родительского гнезда, но с другой я полностью одобряю твой выбор. Я рад, что смог воспитать тебя настоящим мужчиной. Уверен, что и Марина моим воспитанием довольна.

— Я счастлива с Сашей. Надеюсь, что он тоже счастлив со мной.

Старший Герц приподнял бровь:

— Счастлив?

— Безумно. После такой жизни и умирать не страшно.

Мужчина отвесил ему слабый подзатыльник:

— Умирать он удумал! Чтобы я больше не слышал от тебя подобных слов! — смягчившись, он добавил. — Это мне умирать не страшно, хотя на внуков я хотел бы посмотреть до того, как отправлюсь в мир иной. Надеюсь, вы работаете над этим?

— Папа, — сквозь зубы процедил Саша.

— Всё! Молчу, молчу! Не затягивайте! — Алексей Владимирович испарился в толпе также быстро, как и появился перед нами.

— Екатерина Сергеевна не придёт?

— Екатерина Сергеевна укатила на отдых с новым любовником, — я кивнула, не решаясь продолжать наш разговор. Не смотря на наличие уже собственной семьи, Саша никак не мог смириться с тем, что у его матери тоже должна быть личная жизнь.

— Мы, правда, задержимся в Москве?

Он серьёзно посмотрел на меня:

— Мы уедем тогда, когда ты этого сама захочешь. Я не буду тебя держать здесь силой. — Герц коснулся моих губ, и вокруг нас тут же засверкали вспышки фотокамер. Одному Богу известно, сколько раз мы слышали о том, что разводимся, что у Саши есть любовница, а у меня внебрачные дети, причём, от его же отца. Поэтому чем больше к нам подбиралось журналистов, тем жарче становился наш поцелуй. Но стоило им и простым зевакам разойтись, как мой муж сам отстранился от моих губ.

— Я уже отвык от такой страсти, — прошептал он, не выпуская из своих объятий, — что с тобой случилось?

— Я хочу, чтобы весь мир знал, что Александр и Марина Герц по-прежнему вместе, и ни одна сила не сможет их разлучить.

Саша улыбнулся:

— Я принесу тебе воды. У тебя губы пересохли.

Дожидаться мужа я отправилась за стойку бара, который сегодня не работал. Организаторы показа позаботились о том, чтобы гости не успели набраться до премьеры, поэтому бутылки с дорогим алкоголем с грустью смотрели на посетителей кинотеатра, не имевших возможности к ним прикоснуться.

Устроившись на неудобном (серьёзно, жутко неудобном) стуле, я достала из чёрного клатча маленькое зеркальце и принялась разглядывать свои губы. Герц оказался прав: они пересохли, да ещё и огнём горели. Создавалось ощущение, будто я девочка-подросток, которая поцеловалась впервые в жизни.

— Рядом с Вами не занято?

— Нет, — быстро ответила я, пытаясь на ходу придумать, что делать с распухшими губами. Интересно, гигиеническая помада поможет?

— Как твои дела? Малыш.

Зеркальце выпало из дрожащих рук и разбилось. Я повернула голову и увидела Артёма, который грустно улыбался, смотря себе под ноги. Он явно не собирался встречаться со мной глазами.

И всё начинается сначала, и всё идёт по кругу…

— Ты уронила зеркало, я подниму.

Это была плохая идея. Потому что я тоже наклонилась за зеркалом, мы стукнулись лбами, и он, случайно или намеренно, схватился за ожерелье, которое сегодня утром мне презентовал Саша, и украшение, не выдержав такого натиска с его стороны, рассыпалось. То есть, как рассыпалось: сломалась застёжка, и часть бриллиантов покинула исходное положение.

Наверное, на моём лице отразился весь гнев Вселенной, раз Артём затараторил:

— Я всё тебе возмещу!

Я усмехнулась:

— Грузчики нынче хорошо получают? Так хорошо, что могут купить колье, не образуя в бюджете огромную дыру?

Мужчина (да, теперь уже мужчина) ровно сел:

— А ты теперь всё измеряешь деньгами?

Я хотела ему ответить, но не могла. Я смотрела на Артёма, а в голове в это время мелькали все воспоминания, так или иначе, связанные с ним: начиная от нашего знакомства, и, заканчивая встречей в аэропорту. Тогда он казался смазливым мальчишкой, сейчас же Артём притягательный мужчина. Настолько притягательный, что хотелось убежать подальше из этого бара.

Видимо, его совсем не смутило моё молчание.

— Ты изменилась, — тихо сказал он, — ты стала ещё красивей.

— Что ты здесь делаешь? — также тихо спросила я. Руки всё ещё дрожали.