Красный рок - Борис Евсеев

Ночь истончающаяся, ночь по верхам уже серо-зеленая зацепила перепончатой лапкой бывшего лекаря. Он стал клевать носом, выронил листки, часть листков в беспорядке рассыпались по кровати, часть – веером слетела на пол, упорхнула под тумбочку. Порядок листов смешался, смешались и сами мысли в голове маленького «китайца», приобретя очертания причудливые…

Лист № 11

… так очутился я в инсулиновой палате. Здесь подкорку нашу подвергают тяжкому и безобразному воздействию инсулина. Меня наказали. Что ж. Поделом! Хитрее будешь, старый хрыч… Смысл же инсулинотерапии в том, чтобы человек впадал ежедневно в состояние комы. И в этом коматозном состоянии включал дополнительные рычаги саморегуляции. Выходят пациенты после такой «регуляции» не только к умственной, но и к обычной нормальной деятельности уже не пригодными. Вот и я выйду непригодным…

Что интересно. Эти тучные, превышающие нормальный вес почти вдвое, на ходу дремлющие инсулинники с воловьей дурнотой в глазах никуда не исчезают, их выписывают домой. Исчезают, а затем появляются со странным блеском в глазах и слюнявой улыбкой в уголках губ – другие, никакому лечению (ни инсулиновому, ни электрошоками) не поддающиеся…

Лист № 10

… Хосяк извещен о моих записях, но его ошибка в том, что он думает отобрать их потом, когда закончу. Пусть думает!

Лист № 9

… Я не «голубой». Просто я изверился в женщинах, не доверяю им и поэтому ищу какой-то иной, неженской любви. Может, я и стану «голубым» от обиды…

Лист № 16

… В конце концов я представил для всего здешнего медперсонала, и в особенности для Хосяка, свой собственный спектакль, под названием «Клиническая смерть». Медсестер мне было искренне жаль. Но все же я задержал дыхание по методу исихазма и почти остановил сердце. Как они забегали! Как впивался мне в руку костяшками мертвеца Хосяк! Я внутренне хохотал, я блаженствовал! Но переигрывать не стал. После третьей лошадиной дозы глюкозы в вену, после адреналина в сердце – стал «оживать»…

Лист № 17

Небывалый случай: курс инсулинотерапии, назначенный больному, впервые за время практического его применения в больнице отменен!

Якобы мне сочувствующий ординатор Потрошенко шепотом пересказал, как кричал на Хосяка главный врач больницы Круглов:

– Вы опять в следственный изолятор захотели? Тогда извольте: я вам по знакомству устрою такой изолятор! Дела всех инсулинников ко мне на стол!

Конечно, ни для главного, ни для других медиков города не секрет, что Хосяк несколько лет назад до суда над ним содержался в СИЗО, а после суда за недостаточностью улик был отпущен. И хотя он выдавал и выдает себя за жертву коммунистического режима (это он-то, председатель гнусного больничного партбюро!) – многие знают: подозревался Хосяк в торговле наркосодержащими медпрепаратами. Это, повторяю, не новость. А вот то, что главный, вышибленный в свое время с должности все теми же коммуняками, не заодно с этим вором – сюрприз! Тут, как говорится, возможны варианты.

Лист № 20

… теперь о главном: программа засылки больных за стены больницы для каких-то неясных целей – существует! Но об этом спецзапись на спецлисте.

Лист № 22

… кроме того, занесу сюда странный разговор, который не уместился на спецлисте.

Разговор лекаря Воротынцева с заведующим 3-м медикаментозным отделением N-ской больницы А. Н. Хосяком

Хосяк: (напевая): Здесь нам никто не помешает! Тут под вишнею, под черешнею, тут в садочке мы и поболтаем… Лекарствочками интересуетесь?

Воротынцев: Скорей вашими методами их применения.

Хосяк: Ну, эти знания вам мало помогут. Да и кто вам, истерическому педику с ярко выраженным неврозом навязчивых состояний и монотематическим бредом поверит? С больными же я вас попрошу контактов не иметь. Ну и, конечно, прослежу за этим.

Воротынцев: У вас тут люди от лекарств умирают!

Хосяк: А где они сейчас не умирают? Где? Довели страну, демократы сраные!

Воротынцев: Ого! Вы ведь теперь, кажется, и сами демократ?

Хосяк: Был, был грех! Был, да вышел. Я сейчас думаю: может, назад? А? В родную парторганизацию? Но это я так, шутейно. А людям умирать все одно положено. Ну так пусть хоть с пользой для медицины умрут! Да и к тому же некоторым умирать до чертиков приятно. Вы просто не в курсе…

Вот взять некоторых наших больных. Они ведь всю вашу хваленую жизнь за короткую, но насыщенную наслаждениями дорогу к смерти вмиг отдадут. А кто им эту дорогу открыл? Мы. Своими лекарствами. Они умирают минуту, а лекарство им эту минуту сладкую продлевает чуть ли не до бесконечности. Да и потом, есть же дозы: малая доза – и ты не умер, только испил из чаши сладчайшей. Большая доза – каюк! А те, кто малые дозы попробовал, всегда…

Лист № 23

к большим дозам стремиться будут.

Воротынцев: Обыкновенный наркотик.

Хосяк.: Не скажите. ВКС – лекарство терапевтическое, нежное… Но лекарство, конечно, небывалое! Воля к смерти! Так ВКС расшифровывается. Осознанная! Чистая! Незамутненная! Раньше у всех была воля к жизни, сейчас – к смерти! И вот очередь больных, голодных и рабов к нам выстраивается: дайте, дайте, дайте! Не лучшей жизни, заметьте, а лучшей смерти. Вот что нам всем, всей нашей стране идейно разработать надо. И коммунистам, и демократам. Вот это – путь! Вот он, лозунг всех времен и народов. И я уверен: нас поддержат. Многие поддержат. И тут-то голодные, убогие, не умеющие сами себя содержать – снова к нам: дайте! А мы им (конечно, строго отобранным, конечно, из толпы несчастливцев выбранным) – нате! Пожалуйста! Только уж сами лекарствочко возьмите! У такого-то и такого-то под подушечкой. По такому-то адресу. Или в таком-то здании. В таком-то учреждении. А как пользоваться – расскажем, когда возьмете. И больной идет за собственной, за лакомой смертью. Идет, добывает. Любыми способами и то, что надо. Способы мы подскажем. И пусть не то он добывает сначала! Пусть! Но зато уж, когда достанет, сомнения его грызть не будут! Ад и рай его больше не манят, не нужны они! Нужно только наслажденье отделением души от тела! А оно, поверьте, слаще, чем отделение спермы от вашего чахлого, педерастического пениса! Ну-с, и убогие тогда посчитаны, все на виду, все при деле! И никаких там неучтенных революционеров, Христа ради юродивых и блаженных больше нет. А не мутится народ – значит, и живется ему неплохо… Так вот, мы сочетаем опробование новых лекарств с некоторыми…

Лист № 24

социальными новациями…

Воротынцев: Да вы сами, Афанасий Нилыч, не маниакально ли депрессивным психозом страдаете? И симптом Чижа у вас налицо: глазки «особым» взглядом смотрят… И блеск в них «стылый», мертвенно-холодный… И еще кое-что…

Хосяк.: Ну, страдаю я чем или нет – это выяснится позже, а вот вы, милейший, кажется, серьезно и по-настоящему больны, раз красоты смерти не понимаете. Ведь страх того, что жизнь закончится, хуже самой смерти. А тут роскошное путешествие в смерть! Пушкин не мучился бы, а наслаждался. Да, да! Дико, роскошно, разнузданно, бесконечно долго и свободно наслаждался! И этот… холерный композитор не мучился бы!