Книжная лавка - Синтия Суонсон

Я вытаскиваю из сумочки открытку. На ней фотография Гонолулу с высоты птичьего полета, ряды многоэтажных отелей около пляжа, один выше другого, как стопки толстых книг, которые мы с Фридой складываем на нижние полки (энциклопедии об искусстве и путешествиях слишком тяжелы для обычных стеллажей).

Это последняя открытка от мамы. Она так и пишет:

Читаю и перечитываю открытку, пока наконец не объявляют о прибытии рейса из Лос-Анджелеса. Торопливо пробираюсь к выходу.

Я топчусь у окна перед выходом номер восемнадцать, наблюдая, как разворачивается их самолет. Вижу, как родители спускаются по трапу и идут к терминалу. Я подпрыгиваю на месте и машу им рукой. Мама замечает меня, машет в ответ. На ней темно-синее пальто и шляпка в тон, и она придерживает ее, чтобы не сдуло.

– Китти! – Мама радостно стискивает меня в объятиях. Я крепко прижимаю ее к себе, вдыхая знакомый запах духов – «Шанель № 5». Она пользуется ими, сколько я себя помню. Когда я обнимала Митча и Мисси, меня переполняла глубокая нежность (не знаю, каково было бы обнимать Майкла, да и узнаю ли?). Интересно, чувствует ли то же самое моя мама – или ощущения со временем притупляются? Мы долго не выпускаем друг друга из объятий, и я гадаю, всегда ли мать испытывает такое всепоглощающее чувство, прижимая к груди ребенка – даже если этот ребенок уже давно вырос. Наверное, всегда.

Спустя пару минут я понимаю, что на нас скоро начнут глазеть, и неохотно отстраняюсь. Теперь папина очередь. Он в костюме с галстуком – торжественный наряд для путешествия на самолете, слегка помятый после ночного рейса из Гонолулу и задержки в Лос-Анджелесе. Мы обнимаемся, и я сквозь одежду чувствую жесткие пуговицы его костюма. Папины плечи, ссутуленные от долгих лет работы на конвейере, по-рыцарски расправляются в моих объятиях.

Мы все беремся за руки – я посередине – и идем забирать багаж. Глупость и ребячество, знаю, но я на седьмом небе от счастья. Никогда и ничему так не радовалась, как сегодняшнему возвращению родителей.

Интересно, а в другой жизни я так же сильно по ним скучала? Или они вообще никуда не уезжали? Хотя вряд ли, они давно планировали поездку: начали задумываться о ней еще лет десять назад, когда дядя Стэнли и тетя Мэй только переехали в Гонолулу.

– Мы не ожидали, что самолет так сильно задержится, – рассказывает мама, пока мы ждем багаж. – Но задержка – это не самое страшное. С другим рейсом случилась настоящая трагедия. Ты слышала про самолет, который вылетел из Гонолулу во вторник? После этих новостей я отказывалась ехать в аэропорт, но папа напомнил, что морем добираться слишком долго. Том, вот мой чемодан, не прозевай!

Папа подхватывает чемодан, потом на багажной ленте одна за другой появляются еще две наши сумки.

– Отлично! – радостно восклицает мама. Папа берет большую сумку, я забираю среднюю, а мама несет свой чемодан. Мы выходим из аэропорта и ловим такси.

– Мы не думали, что прилетим так поздно. – Мама смотрит на часы. – Как раз пора ужинать!

– Ничего страшного, я планировала провести вечер с вами. – Я замечаю, что слишком крепко стискиваю мамину ладонь, и разжимаю пальцы. Но руку не отпускаю. – Правда, я думала, что у вас будет время передохнуть.

К нам подъезжает такси.

– Надеюсь, ты там не наготовила, – говорит отец, отдавая сумку водителю и открывая дверь для нас с мамой. – Потому что я сейчас до смерти хочу одного – отведать стейк в «Бакхорне». На Гавайях на каждом углу продаются кокосы и ананасы, но хорошего стейка днем с огнем не сыщешь.

В отличие от мамы, которая посылала мне открытки почти каждый день, отец написал только дважды. Правда, он решил взять качеством – это были очень длинные письма. На нескольких страницах папа подробно рассказывал про местные поля для гольфа и свои любимые лунки, про то, как они с дядей Стэнли поднимались на гору Даймонд-Хэд, про мощный прибой на северном побережье. И про еду: он описал все, чем их там кормили. Фруктовые салаты, рыба на гриле, сладости. В обоих письмах папа упоминал, что гавайская кухня «необычная», но он ужасно соскучился по «старой доброй говядине».

Когда он говорит, что хочет пойти в ресторан, я сердито хмурюсь:

– А я-то запланировала отличный домашний ужин.

– Да ну? Какая жалость.

Он шутливо качает головой, сдерживая улыбку, и забирается в машину вслед за нами с мамой.

Я усмехаюсь в ответ. Папу нельзя провести, он слишком хорошо меня знает.

– Погоди, дай закончить! – укоризненно протягиваю я. – Ужин я запланировала на завтра.

Он берет меня за руку:

– Вот и славно!

Затем поворачивается к водителю и называет адрес своего любимого ресторана.

«Бакхорн Эксчейндж» – это старейший ресторан в Денвере, основанный в 1893 году. Он славится на весь город, а несколько лет назад о нем писали в журнале «Лайф». Я помню, как отец с гордостью показывал мне глянцевую страницу:

– Смотри, детка, вот и на нашей улице праздник!

Издателей, подозреваю, привлекла история «Бакхорна», великолепные стейки и атмосфера Дикого Запада. Стены там обиты темным деревом, залы маленькие, повсюду висят старые фотографии, лошадиные седла и упряжь. В основных залах стоят грубо сколоченные деревянные столы и стулья, а в салоне у бара – мягкие диваны, обитые бархатом. Китч, конечно, но отцу нравится.

– Наконец-то дома! – провозглашает он, когда мы садимся за стол. – Здравствуй, дивный Дикий Запад!

Ужин выше всяких похвал. Мы неторопливо потягиваем коктейли, потом нам приносят пару бутылок вина – стыдно признаться, но большую часть выпиваю я. Родители с воодушевлением рассказывают про Гавайи.

– Там так красиво! – Мама говорит приглушенно, будто описывает святыню. – Никогда в жизни не видела ничего подобного. Цветы размером с тарелку. Всюду пальмы. А сколько новых отелей построили в Вайкики! И океан. Какой там голубой океан…

– И девушки, – радостно добавляет папа. – Ты бы видела, какие красотки там живут.

– Том! – Мама легонько бьет отца по плечу.

Разумеется, он ее дразнит. Папа никогда не заглядывался на других женщин. Однажды мы смотрели по телевизору конкурс красоты, и он сказал, что если бы Мисс Америка прямо сейчас зашла бы к нам домой и предложила ему сбежать вместе на край света, он бы ее попросту выгнал.