Большая книга ужасов – 67 (сборник) - Евгений Некрасов

– Ну вот, а ты боялась. Можешь идти. Не забывай дезинфицировать…

– А второе? – спрошу я, сделав невинные глаза.

– Что «второе»?

– Ухо вы мне не прокололи!

Для порядка она все-таки взглянет на мои уши – и обалдеет! Вроде колола, а тут чисто, ни раночки. Но, конечно, проколет еще раз – мало ли, решит, что задумалась и забыла. Я тогда сделаю невинные глаза и скажу:

– А второе?

Интересно, надолго ее хватит? И куда будут деваться сережки из хирургической стали: растворяться или вылетать как пули? Мне ведь и правда нельзя носить серебро. Помереть не помру, но чесаться буду аж до крови.

За спиной у меня ровно шумел мотор. По дороге, прижавшись к тротуару, ползла черная иномарка, чуть ли не задевая меня зеркалом. Тонирована она была наглухо: даже лобовое стекло блестело мраморной чернотой. Интересно, водитель хоть что-нибудь видит?

Иномарка явно ехала за мной. Ну-ну. Другая бы на моем месте завопила и побежала бы в обратном направлении, как учили на ОБЖ. Хотя нет: не набегаешься на каждый такой гроб на колесиках. Если бы мне за каждый по рублю давали…

Я скорчила рожу черному стеклу, полюбовалась отражением и нагло встала спиной к машине, потому что уже пришла. Вот он, нужный подъезд. Спиной я чувствовала, как машина остановилась. Бр-р-р! Вот как, скажите мне, как живут на земле миллиарды девчонок, не наделенных звериной силой? Как они не падают в обморок при виде таких вот машин, нагло ползущих за тобой вдоль тротуара? Странно, что еще никто не высунулся из тонированного окна и не крикнул какую-нибудь гадость. Как живые люди это терпят, не имея возможности дать по зубам?

«А кто-то мечтает стать человеком», – шепнул мне мерзкий внутренний голос.

Задумавшись, я набрала на домофоне номер квартиры и слушала, как он тренькает, пока не вспомнила, что дома никого нет. Плохая примета – звонить в пустую квартиру. Открыла замок магниткой, зашла в подъезд. И горло сжал спазм.

Ноздри заполнил кислый запах остывшей крови. Коленки сами согнулись как для прыжка, пальцы свело и скрючило в кулаки. Меня затрясло. Ненавижу! Тонированные машины. Мать. Сережки. Этот город. Ненавижу! Я врезала по деревянным перилам, и трещина с ноготь толщиной побежала вверх. Руки тряслись. Из меня рвалась странная тяжелая ярость. Ненавижу! Сто сорок три на девятьсот шестьдесят шесть!

…Сто тридцать восемь тысяч, сто тридцать восемь. Я задержала дыхание и с размаху вцепилась в перила, чтобы ногти поотлетали во все стороны. Расту.

Расту, черт бы меня побрал! За минувшую весну я стала в разы сильнее: в общаге развлекалась, сгибая и разгибая прутья железной кровати. Я стала лучше слышать, видеть и чувствовать запахи. А самое паршивое, что Тварь приходит теперь не на одну ночь в месяц, а на две-три, пока луна более или менее полная. Мать с теткой еще не знают, иначе фиг бы отправили меня в этот лагерь.

А я, наверное, хочу. Надо же научиться жить в волчьей шкуре, независимо от того, куда эту шкуру забросит жизнь. Ведь это со мной надолго или навсегда. Минимум еще на две тысячи семьсот сорок один день, если буду хорошо себя вести и никого не убью. Так что надо-надо.

В глазах потихоньку прояснялось. Чтобы отвлечься, я разглядывала зеленые стены, слоеную дыру в краске, выдававшую, что раньше подъезд был голубым, а еще раньше – розовым. Нарисованную маркером лошадку и надпись «Вася – лошара».

Не замечала прежде за собой таких приступов. Какие еще сюрпризы таит взросление? Надеюсь, у меня хотя бы не будет усов, как у тетки.

Выдох-вдох – и нос опять наполнился запахом ледяной крови. Меня трясло от него, хотелось бросаться на стены и все ломать.

Сверху послышались шаги, по лестнице спускалась женщина. Она была в черной куртке с капюшоном, надвинутым по самый нос. Ненавижу! Я шагнула навстречу и наклонилась близко, пытаясь разглядеть ее закрытое лицо. Прячет. Совесть не чиста! И, кстати, я не слышала, как щелкнул замок и хлопнула дверь. Она не выходила из квартиры! Она стояла все это время на лестнице этажом выше, она… Что ей от меня надо?! Руки сами потянулись схватить ее и… Удержалась.

Женщина быстро проскочила мимо меня, буркнув «здравствуйте», и запах ледяной крови буквально забился мне в глотку. Я хотела опять задержать дыхание, но закашлялась. Это жуткий тяжелый запах – как в магазине мясном, и нормальных-то людей от него тошнит…

Она выбежала из подъезда, и меня сразу отпустило. Мусор она, что ли, выносить понесла с таким запахом? Люди так не пахнут. Так пахнет лежалое мертвое мясо. Падаль.

Снаружи хлопнула дверца машины, завелся мотор, и невидимый водитель газанул с места. Так вот за кем приезжал гроб на колесиках!

Я закашлялась. Голова странно побаливала. Обычно я здоровее всех, а тут… Быстро, будто гнались, я взбежала на этаж по лестнице, ковырнула ключом старый замок: здравствуй, пустая квартира неизвестного родственника!

* * *

Ремонта здесь не было давно: ободранные обои выдавали три археологических слоя. Паркет без лака и провода, провода везде! Я втянула за собой чемодан, захлопнула дверь. Испугалась своего отражения в зеркале – бывает в темной прихожей. Здравствуй, пустая хата! У меня есть почти двое суток покоя и свободы от людей – это ли не здорово?!

Квартирка мне понравилась: угрюмая, но уютная. Стол, стул, диван и книги-книги-книги – может, ну его, этот лагерь? На подоконнике притаился полузасохший цветок (это его-то полить надо?) Я отдернула штору, чтобы дотянуться до лейки с зелеными водорослями, и увидела кое-что еще. Вся стена вдоль окна была усеяна мелкими дырочками с дюбелями. Свой!

Я стояла и лыбилась как ненормальная, глядя на эти дырочки по периметру окна. Неизвестный родственник, хозяин квартиры – свой. Хотя чему удивляться! Да у меня вся семейка уроды, кроме матери. Она еще надеется, что у меня это пройдет, поэтому в разговоре избегает звериных тем и дарит серебряные сережки. Отрицание – защитный механизм. Глупо – но кто я, чтобы критиковать чужие защитные механизмы? А дядька – свой, и это здорово. Все уроды вроде меня жутко радуются, когда находят своих.

Я заглянула в лунный календарь на телефоне. Сегодня он обещал спокойную ночь, тяжелая будет только завтра. Но как-то я последние месяцы не доверяю календарю.

Напевая про себя: «Дядька свой, дядька свой», я пошла искать инструменты. На дырочки по периметру окна, которые выдали дядьку, крепятся саморезами скобы. А на скобы – цепь. Я натягиваю зигзагами, чтобы Тварь ночью не сиганула в окно.

Наугад я открыла шкафчик в прихожей и получила на голову рулетку и катушку скотча. Вот и инструментики нашлись! Спасибо, что не топор. Покопавшись, я отыскала в шкафу шуруповерт и взялась за работу. Скобы и цепь я припасла заранее. У меня в рюкзаке всегда есть скобы и цепь. И добрый килограмм саморезов с дюбелями.

Неизвестный родственник такой же урод, как и я. Жаль, что мы не знакомы. Я гадала, какой он, а сама крепила скобы. Краем глаза я поглядывала на корешки книг: «Мифические чудовища», «Оборотни», куча всего по психологии и про волков. Добрая половина литературы – в точности как у меня, будто из дома не уезжала. «Чудовищ» я тут же сковырнула с полки и бросила на диван: полистаю, если уснуть не удастся. И тут зазвонил телефон. Городской. Где-то в углу, в книжных завалах пищала невидимая трубка.