Космическая одиссея разведчика. Записки сотрудника госбезопасности - Анатолий Максимов

И, конечно, были встречи с ветеранами разведки. Особенно с теплом автор и его коллеги вспоминали человека-легенду. Зимними вечерами в фойе жилых домиков появлялся скромного вида человек с мягкой улыбкой.

Это был Василий Михайлович Зарубин, выдающийся разведчик-нелегал 20-50-х годов. Сняв пиджак и оставшись в серой шерстяной кофте не первого года носки, он делился со слушателями воспоминаниями о закордонной работе, житейскими премудростями. С его помощью слушатели заглядывали в столицы стран западного мира глазами опытного, наблюдательного и пытливого человека.

Перед ними раскрывались не оперативные хитрости, а труд разведчика-нелегала, нелегкий и увлекательный. Естественно, при встречах обсуждались отдельные эпизоды из секретных воспоминаний разведчика, которыми зачитывались, нарушая режим дня и ночи. (примечание автора: мог ли он тогда подумать, что в восьмидесятые и девяностые годы ему придется тесно подружиться с семьей Василия Михайловича, его дочерью Зоей Васильевной и внучкой Татьяной.).

Через два года, в первых числах сентября шестьдесят первого, автор оказался в стенах НТР. В мире разворачивалась «холодная война» с ее запрещающими санкциями со стороны западного КОКОМ. Перед НТР стояла задача, собственно, как и в предвоенные и военные годы, по «взлому» запретов нам эмбарго товаров — машин и оборудования из ведущих в промышленном отношении стран. Конечно, в первую очередь, добывание информации и образцов прикладного военного характера.

НТР набрала силу еще в годы войны, уже доказав стране свою значимость в деле создания отечественной атомной бомбы. Именно разведка, не имея задания «сверху», нашла веские аргументы для развенчивания определения кибернетики как «гулящей девки империализма» по трактовке марксистов-догматиков. В момент отрезвления от идеологического угара разведка преподнесла нашим полуподпольным кибернетикам воистину драгоценный подарок — тысячи фотопленок с секретными работами американских ученых. Почему? Но ведь стратегия и тактика отечественной науки техники была в поле зрения главы НТР Леонида Квасникова.

За полтора года, проведенных в стенах НТР перед выездом за рубеж, особенно запомнился автору вызов к главе этого направления разведки. Беседа с ним оставила след на всю оставшуюся жизнь при работе в НТР и за ее пределами — по контрразведывательному направлению, в службе активных мероприятий и «кузнице кадров». И даже при членстве в Ассоциации ветеранов внешней разведки. Эта встреча определила главное кредо в жизни автора — преданность профессии. Ее он рассматривал как величайшее доверие к молодому разведчику.

Запомнились слова в конце этой приватной беседы: «…Если придут в голову интересные мысли, заходи за советом. Если я еще буду во главе НТР… Думай и приходи». Тогда, сразу после беседы, автор не вдумался в смысл последних слов: «если буду во главе.». Только позднее автор расценил эти слова, как предчувствие Великого Разведчика с удивительной судьбой и уникальным опытом. Будущий Герой России (1996 год, посмертно), видимо, ожидал, что через год судьба уготовит ему удел быть отлученным от любимого детища -

1938. Первые выпускники ШОН — Школы особого назначения (октябрь — декабрь). Первый ряд: ДУБОВИК, ИВАНОВ Василий Михайлович, РОГАТНЕВ Глеб Иванович. Второй ряд: ЖУРАВЛЕВ Борис Николаевич, СЛАВИН Григорий, КОРНЕЕВ Владимир Алексеевич. С тремя из них автор трудился в НТР — Рогатнев, ВРШ — Журавлев, КИ — Корнеев. А Журавлев в течение 3-х лет готовил автора к работе в разведке.

НТР, которому он отдал двадцать пять лет жизни, позволяя себе спорить даже со всесильным Лаврентием Берия.

Поколению военного и послевоенного времени был горько за расправу со своим старшим коллегой. Это будет в высшей степени несправедливо и для Леонида Романовича, и для НТР, и для всей разведки в целом.

Атомный разведчик Леонид Квасников создал новую и весьма эффективную структуру по «взлому» строгого эмбарго на передовую науку и технику Запада. Его вынудили передать НТР новому начальнику, главная заслуга которого — удачная женитьба на дочери крупного военного начальника. Еще до шестидесяти лет, полный сил и глубокоуважаемый в среде профессионалов, наш высокотворческий коллега станет вначале консультантом при главе внешней разведки, а затем — отправлен в запас и на пенсию.

Обо всем этом автор узнал, работая за рубежом. Но еще не один год будут идти в НТР из резидентур письма и шифртелеграммы на имя Леонида Романовича, который в секретной переписке выступал под псевдонимом «Романов».

С нового, шестьдесят второго года, автор был официально включен в план уже не на работу в Англии, а на «разведывательное поприще» в Израиль.

Правда, автора мучили сомнения: ведь в разведшколе он готовился к работе на Британских островах, в Центре же — к поездке в Израиль. В ходе этой, новой подготовки он не предполагал, что волею оперативной судьбы в конце шестьдесят второго года его выведут «под крышу» в Минвнешторга и направят в Страну восходящего солнца.

В канун поездки в Японию шаг за шагом формировалось задание: нефтепереработка, нефтехимия, смазки, синтетические каучуки и… отравляющие вещества, как особое задание.

В годы войны Япония еще с двадцатых годов создавала, а с тридцатых — испытывала на населении Юго-Восточной Азии химические ОВ и бактериологическое оружие. А как сейчас?

Химическим направлением к отъезду автора за рубеж руководил Николай Прокопьевич Карпеков, фронтовик, бывалый разведчик, человек веселого нрава. Он длительное время возглавлял НТР в лондонской резидентуре.

И был он человеком нестандартных решений. Причем, и в оперативном плане, и в быту. Юмористическая сторона дел стала для него и всего «химического» коллектива уделом обязательным. Дело в том, что о появлении нового потенциального источника информации резидентура сообщала о нем в Центр. Как бы неофициальным согласием на продолжение с ним работы, служило присвоение такому источнику псевдонима. в сиенах НТР. Кто вел оперативное дело, тому из сотрудников на восьмом этаже предоставлялась честь подобрать псевдоним.

Но шеф автора был бы не Карпековым, если бы не превращал поиск звучного псевдонима в своеобразное соревнование между коллегами автора-«химиками» (кстати, почему автор оказался в «химиках»? Это дань его диплому в военно-морском инженерном училище, где он защищал его по боеприпасам — баллистике снаряда, его ВВ и радиолокационному взрывателю).

Но вот псевдоним найден — что-то вроде «Синг» или «Крап». Требование шефа гласило: кличка должна «стрелять» своим звуком, уверяя всех, что не может быть иностранец с таким псевдонимом плохим источником информации. Она должна «соответствовать», и еще один момент — ведь дается псевдоним на годы вперед.

И потому автор претерпел истинные муки, когда придумывал псевдоним для своего личного дела перед выездом в Токио. Псевдоним? Казалось бы, просто: берешь что-то от имени, отчества, фамилии своих родственников? Но первая попытка упростить процедуру потерпела неудачу. В эмоциональном шефе бурлила восточная кровь.