Дитя Дэона - Анастасия Добрычева

всех сторон, призванные духом или услышавшие его бурное возвращение. Сильверр уклонялся, кидая Ширри во все стороны, как тряпичную куклу, пока та пыталась и отбивалась по возможности от аномалий энергией.

Ее движения становились все быстрее, потоки энергии в мгновение расчленялись на сгустки и тонкие отростки, пробивая насквозь камни и растворяя осколки, летящие в дэонцев и жаждущие их ранить. Разноцветные ленты вспыхивали и таяли, пульсируя по воздуху и ударяясь об землю, словно молнии, расцвечивая все вокруг приглушенным светом. Ширри забыла, как думать и как дышать. Все, что ее занимало, — мысль о спасении Сильверра и Фиппа. Она двигалась вглубь пещеры, охваченной судорогой аномалий, неосознанно двигаясь все дальше и дальше от огромного сгустка света в северной части сводов. Подальше от Дхэо.

Ледяные иглы вздыбились неожиданно и резко, протаранив руку Сильверра насквозь. По пещере пронесся крик боли, и Ширри, отвлекшись, получила раскаленный камень в шею. Ожог вспух мгновенно, и девушка рухнула на землю, отползая от вулкана, медленно прораставшего прямо из-под ног.

Она посмотрела на дэонца. Он сжал окровавленную руку и смотрел только туда — на мутное бесформенное пятно серого, грязного света, которое вдруг перестало расти и замерло.

«Это его шанс», — напряженно выдохнул Фип. Он знал. Именно это он и сказал Сильверру тогда, в памятьтеке, когда у Ширри помутилось сознание. Она не знала, что именно он сказал дэонцу, но его намерения ей были ясны.

— Нет… — слетело тихое и неслышное с ее губ, и сердце девушки похолодело.

Сильверр даже не посмотрел на нее. Он бросился на серый свет, возникший из ниоткуда, руны и серебряные обручи в его теле заискрились белоснежным светом. Его лицо исказилось от ненависти, злобы и какой-то животной ярости. Стальные волосы хлестнули по голым, лоснящимся от испарины плечам, отливая в сумрачном свете мертвенно-бледным. Он замахнулся, образуя вокруг себя огромнейший вихрь осколков и обломков пещеры: камни, сталактиты, кристаллы, пыль и сор превратились в страшное оружие, готовое прорвать насквозь любое препятствие на своем пути. Сильверр не боялся убить. Он ни на мгновение не сомневался. Грозный, жуткий крик вырвался из груди, смешиваясь с шумом тяжелого вихря… А затем все резко стихло. Куски стен, пыль, песок — все мгновенно осело и плюхнулось обратно, обсыпав обездвиженное тело, упавшее рядом.

Ширри закричала.

Сильверр был мертв. Серебро в его теле погасло и медленно чернело, захватывая этой темной чумой кожу дэонца. Еще пара минут — и от него осталась большая гора серебряной крошки.

Она закричала снова. Но теперь глуше, задыхаясь. Ей не хватало воздуха, чтобы крикнуть громче. Она поползла к нему, но воздух вокруг снова свело судорогой.

«ТЫ».

Дух не стал ничего дожидаться, он просто бросился на девушку, оплетая ее своими липкими огромными щупальцами. Ему нужна была любая крупица энергии. Он был голоден. Он был ненасытен. Ее энергия была сильнее из-за черты Странников, и Дхэо знал это.

Он был силен. Он был везде. Фип держался изо всех сил, но особенно сильный толчок выбил его из Ширри. Внутри что-то оборвалось, и несмотря на ураганный шум вокруг, в голове стало бесконечно тихо.

Фиппа не стало. Он вернулся в свою обитель — он вновь стал одним целым с Дхэо.

«Я люблю тебя», — сказала ему Ширри, зная, что он уже не услышит. Почему мы всегда торопимся сказать незначительное и опаздываем сказать важное?

Она потянулась потоками во все стороны, но кругом был Дхэо и ничего более. Его присутствие, его сила, его злоба и… одиночество. Скорбное, безмолвное, глубокое и беспросветное одиночество. Поглотив всех дэонцев, поглотив всю планету и каждое живое существо на ней, он не заполнил пустоту внутри ни на сантиметр, оставаясь таким же несчастным, как был раньше.

Он тянул ее во все стороны, он разрывал ее плоть, пытаясь добрать до того внутреннего, что, считал он, принадлежит ему. Она молча терпела это, разжигая на всех пальцах кольца добела. Силы ее таяли на глазах, плавились и ускользали сквозь пальцы, поглощаясь жадным, ненасытным духом, приклеившемся к Ширри, как вода оплетает камень, заливаясь в любые, даже самые непроглядные щели.

Он снимал с нее слой за слоем — воспоминания, чувства, ее жизнь — добираясь до ее сердцевины. Боль терзала душу и тело, сводя судорогами и выворачивая наизнанку естество. Она проваливалась в беспамятство, на мгновение отключаясь от ужаса, а затем вновь обжигалась, приходя в сознание.

Она звала маму. И Фиппа. И Сильверра.

Но она была одна. Как бы она ни старалась найти выживших и как бы крепко ни привязалась к Фиппу и Сильверру, встречаясь лицом к лицу со смертью, она встречала ее абсолютно одна.

Дух клокотал, упиваясь; стены трещали и рушались, свет с поверхности проникал внутрь, в секунды раскаляя воздух до температуры жаровни. Но ее это не волновало. Ей до смерти хотелось вновь почувствовать их: услышать голос Фиппа, увидеть ухмылку Сильверра. Почувствовать прикосновение матери.

Горькие, удушливые слезы с криком вырвались в пустое, безжизненное пространство, и Ширри вся подобралась, будто готовясь к прыжку. Не только кольца, но и вся ее кожа, волосы, глаза, губы и слезы, струящиеся по щекам, — все зарделось огненным, опаленным жаром светом. Воздух вокруг раскалился, оттолкнув Дхэо на миллиметр. Дух отпрянул, но лишь на миг. Его хватило, чтобы Ширри оттолкнулась от земли и, вытянув руки вверх, закрутилась спиралью вокруг своей оси.

Мир вокруг рассыпался разноцветными искрами. Радуга цветов ослепила девушку, а абсолютная беззвучность оглушила. Она почувствовала себя невесомой, невидимой. И совсем неживой. Ни стука пульса в ушах, ни тяжелых, уставших всхлипов, ни криков о помощи — Ширри будто перестала существовать.

Толчок! Удар! Ее тело больно стукнулось о твердую поверхность и мгновенно обмякло, рухнув на что-то мягкое. Сознание покинуло ее, и она забылась пустым, бессмысленным сном.

Она очнулась от того, что над ухом громко трещали. Медленно, тяжело открыв веки, она вновь их закрыла — слишком ярко. Следующее потрясение — она не чувствует тела.

С губ сорвался громкий и испуганный хрип, и треск над ухом смолк. Свет перед глазами, плывший пятнами, постепенно обретал границы и плотные черты. Ширри не могла пошевелить ни головой, ни конечностями. Она заплакала от страха.

Треск возник с новой силой, а пятна перед глазами медленно оформлялись в странных существ, состоящих из единой массы. У них не было конечностей, но они переливались, становясь разными формами и разной степенью свечения: они были словно текучим, но физически осязаемым светом. Именно они трещали, но Ширри не могла ничего понять, пока вдруг над