Иствикские вдовы - Джон Апдайк

Сегодня Дебби говорила:

— Будда сказал: «Забудь свое „я“ и его страстные желания: желание снискать внимание, желание похвалы, любви и мирских благ, желание иметь транспорт для передвижения и развевающиеся одежды». У нас с мужем когда-то был внедорожник «хаммер», на котором можно ездить по горам, хотя в горы мы почти никогда не ездили. А вспоминая, как я проводила время перед зеркалом в магазинах одежды (размышляя: смело, но не слишком ли смело для моего возраста? А может, слишком степенно для моего возраста?), как приносила обновки домой, потом отсылала их обратно в магазин, я краснею от стыда. Будда говорит: «Забудь о самовозвеличивании, самообмане, самомнении, о своих интересах. Наша цель — несамость, анатман[37]». Отсутствие ощущения самости в состоянии нирваны — цель буддизма, освобождение от усилий и боли, от эгоизма. Свобода от привязанностей — это путь к избавлению от дукха[38], страдания, и к постижению самсара[39]— бесконечного цикла реинкарнаций. А что говорит Иисус? Иисус говорит: «Забудь о законе… Иди за мною и предоставь мертвым погребать своих мертвецов… Оставьте ваши семьи… Раздайте все, что имеете, нищим. Не собирайте себе сокровищ на земле… ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше… Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия… Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут…» Иисус, и Будда, и Брахма, и Аллах говорят: «Освободитесь от всего». Вы думаете, когда мы отказываемся от всего — от наших шикарных машин, наших щегольских домов, от стремления с иголочки одевать наших детей и заботиться об их отличных школьных оценках ради собственного тщеславия, от своего членства, от стремления к сексуальным победам, от забот о своем банковском балансе — от всего, чему мы позволяем определять нашу самость, когда мы освобождаемся от всего этого или все это от нас отрывают, уходит и наша самость, исчезает, оставляя лишь пустоту? Нет! Оказывается, что наша сущность — и именно в этом заключается чудо — трансформируясь, остается. Из идеальной пустоты возникает новая самость. Дамы и господа, мальчики и девочки, именно тогда мы расцветаем! — Она взмахнула свободными белыми рукавами, запрокинула лицо, словно нимбом обрамленное черными волосами, и от этого внезапного жеста под сводом нефа образовался электрический заряд. — Мы становимся свободными, — драматически понизив голос, доверительно сообщила она прихожанам, неплотно заполнявшим оцепеневший от летнего зноя храм, — свободными в самоотречении. Мир втекает в образовавшийся вакуум, мир других людей, мир красоты и силы Природы, всего того, что не является нами самими. Бескорыстное «я» не более пусто, чем была Вселенная за миг до того, как из центра невообразимой черной дыры родились миллиарды миллиардов звезд со своими планетами. В тот момент пустая Вселенная была полна, полна скрытых возможностей. Так же будет и с нами, если мы отдадимся на волю безмятежного необъятного Другого, что окружает наше ущемленное, исполненное страха и зависти смертоносное «я». Бесконечная энергия и бесконечный мир ждут нас за границами наших самостей, стоит нам лишь добраться до этих слишком хорошо охраняемых границ и решиться пересечь их, позволить себе сдаться божественной другости, превосходящей людское понимание. Шанти, шанти, шанти[40]. Аминь.

Сидевшая в заднем ряду Сьюки поспешила встать. В другие воскресенья она ускользала во время последнего гимна, но сегодня ей захотелось лично поздороваться с проповедницей, прикоснуться к ней. Поднявшись, она увидела одутловатый профиль и мужеподобную приземистую фигуру Греты Нефф, стоявшей в одном из передних рядов с кем-то из знакомых, старших детей или жильцов. С ними был также грузный седой мужчина. В притворе, украшенном двумя блеклыми пальмами в кадках и доской объявлений, утыканной уведомлениями и призывами участвовать в разного рода благих делах, Сьюки снова, как несколько недель тому назад, взяла молодую женщину за изящную прохладную руку; сейчас, под просторным священническим облачением, нагота преподобной миссис Ларком представилась ей еще более явственно, чем тот образ, который вспыхнул в ее голове при первой встрече.

— Это было чудесно, — сказала она. — Обожаю слушать вас!

После того как целый час взгляд Сьюки был сосредоточен на возвышавшейся за кафедрой фигуре, ее белом облачении, улыбке, черных волосах и бровях, она была несколько заторможена и, моргая, старалась прогнать запечатлевшиеся в памяти, наплывавшие друг на друга зрительные образы.

— Спасибо, — сказала Дебора Ларком, еще немного напряженная и отрешенная после проповеди. Ее прекрасные умные глаза уже искали следующего в очереди. Поскольку Сьюки в своей очарованности продолжала стоять, не двигаясь, священница оживленно-шутливо добавила: — В таком случае приводите в следующий раз и своих подруг.

Сьюки хохотнула каким-то невероятным отрывистым звуком:

— Они были бы шокированы, если бы узнали, что я здесь. Я просто хотела… — Она запнулась, не зная, как объяснить тот факт, что она сама здесь. Под стихарем, под свитером, под лифчиком грудь этой молодой женщины должна была быть такой же твердой и гладкой, как ее речь, и такой же округлой, как ее серо-зеленые радужки, а соски — такими же нежными и розовыми, как крохотные пятнышки загара на ее маленьком прямом носу, на изящных хрящиках его узких крыльев. — Я хотела спросить, не могла ли бы я когда-нибудь…

— Да? — с легким оттенком нетерпения, поскольку за спиной Сьюки начинала скапливаться очередь, спросила Дебора.

— Не могла ли бы я навестить вас?

Всего-то?

— Разумеется. Свяжитесь с секретарем прихода миссис Нефф, назначьте время. До Дня труда офис работает по летнему расписанию, по будням с девяти до полудня. — Напоследок она окинула лицо Сьюки неуверенным взглядом, гадая, что той нужно.

Двое детей, мальчик и девочка лет пяти и семи соответственно, подошли к своей матери-священнице. Мальчик робко взял Дебору Ларком за свободную, левую руку; девочка, в силу возраста больше понимавшая и уважавшая здешнюю роль своей матери, терпеливо стояла рядом с ней. Черты ее лица казались менее четкими, чем у Деборы, они были размыты грубыми генами отца — этого святого. Дебора была нужна другим, Сьюки становилась надоедливой. Настала ее очередь сказать: «Спасибо», после чего она вышла через высокую двойную дверь на крыльцо с колоннами и спустилась по истертым деревянным ступеням, покрасневшая, отвергнутая и давшая себе клятву никогда сюда не возвращаться.

* * *

Проклятая троица решила устроить проверку своим сверхъестественным умениям в день, на который было назначено долженствующее все прояснить рентгеновское исследование Джейн. В противном случае волнение, которое та испытывала в преддверии его, могло отбросить темное пятно на прозрачный конус могущества. По счастливому совпадению это оказался День Ламмас[41]и первый день трехдневного праздника урожая — наиболее благоприятное время для шабаша. Луна, как прочла Александра в кухонном календаре от Агентства недвижимости Перли, должна была третий день пребывать на ущербе после полнолуния, что тоже не показалось ей неподходящим моментом, хотя в данном случае обернулось иначе. Приготовления выпали на ее долю. Две остальные дамы отговорились тем. что она обладает более мощной силой — глубже погружена в Природу и тайны Богини.