Троллейбус без номеров - Александра Чацкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владлен сидел рядом, колдуя над закипающим чайником. У него, как всегда, на ногах синие остроносые ботинки в белую крапинку, такие красивые и забавные, словно из другого времени. Ладонь со сбитыми костяшками лежала на зеленых джинсах и отстукивала простенький ритм. Рубашка расшитая турецкими огурцами смешно топорщилась под мышками.
Влад закрыл глаза и с удовольствием потянулся, подставляя лицо солнцу. Его, кажется, вообще не волновали никакие вселенские проблемы, и он просто жил, так, как считал нужным. Саше казалось, что этому нельзя научиться – нужно просто уметь так делать с самого рождения.
– Когда вот так светит солнце, я чувствую что жив, – он говорил как всегда очень тихо, и, чтобы понять, что он там вообще бормочет, пришлось напрягать слух до предела – Точнее, я ощущаю, что по моим венам бегут красные кровяные тела, легкие качают воздух, во всем теле трепет, а ветер раздувает мои волосы, и в такой момент думается, что все мои двадцать три пары хромосом и клетки тела будто совершили путь до Луны и обратно. И я собрался.
– Но это же не настоящие лучи и не настоящее солнце. Ты ведь можешь побывать в космосе, если захочешь.
Влад щербато улыбнулся и почесал нос. Из пачки с постоянно меняющейся упаковкой и цветом вылетела сигарета и, кокетливо покачиваясь, прыгнула ему в рот. А затем загорелась.
– Я уже был в космосе. Я бродил по поясу Койпера, заглядывал в самое сердце Плутона, в его замороженное, полностью ледяное сердце, танцевал ча-ча-ча на горе Олимп и трогал руками золотую табличку «Вояджера».
– Ненавижу, когда ты бахвалишься.
Когда Саша смотрела на него, на его идиотские усишки, на эти кудри и на зеленые глаза, ей почему-то ужасно захотелось плакать. Она не понимала, почему: давно привыкла, что плакать можно только от боли, и это чувство казалось ей очень странным, ведь Влад никогда не делал ей ничего плохого. Такое состояние накатывало на нее очень и очень редко: память как будто бы пробуждалась, сыпались ассоциации – заброшенный дом около общежития, разрисованный всякими таинственными знаками – рок-музыка из прошлого столетия – походы с бабушкой и дедушкой на речку – волшебные герои, существующие только в ее воображении – так больно, что даже хорошо. А еще вспомнился затхлый, но такой домашний запах бабушкиной квартиры и гудящие провода троллейбуса без номеров.
Разгадка вертелась на языке, словно какое-то особенно изящное уравнение, которое получается после того, как ты час выводил формулу. Влад из ее мира. Он такой же, как Саша. Такой же взбалмошный, такой же изломанный и такой же абсолютно неправильный.
Пусть это звучало слегка шизофренично – хотя во снах все звучит довольно странно – но когда Сашина мать год за годом талдычила, тупо и упрямо, как отбойный молоток, что она живет в своем собственном мире и не собирается оттуда выходить, ей жутко хотелось уцепиться хотя бы за это. Понять что она не одна такая странная в этом мире. Может быть, это чистейшей воды эскапизм, но когда Сашу волновали такие мелочи?..
– Тебя раздражает то, что я так долго путешествовал по миру снов, что могу изменять эту причудливую реальность, как захочу?
– Я не говорила, что меня это раздражает. Мне скорее немного грустно.
И это была правда. Ей нравилось, когда Влад так по-ребячьи бахвалился, приукрашивая в прямом смысле существующие только в его голове похождения – пояс Койпера, надо же! – и по-детски бесить ее своими манипуляциями с пространством. В такие моменты с него слетала вся взрослость, и Саша понимала, насколько же Владлен молод душой. Она забывала то, что ему уже тридцать три.
Но как бы Влад не старался, он все равно не мог дать Саше того, что ей было нужно. Поездку на троллейбусе без номеров. В этот момент Саша особенно остро это поняла: сколько бы они не старались и сколько бы не пытались поймать этот загадочный троллейбус, у них все равно это не выйдет. Ведь Саша должна это сделать сама. Троллейбус сам приедет к ней, когда она будет готова.
Окурок Влада взлетел в воздух и превратился в яркий подсолнух, который тут же прирос к потрескавшемуся от времени шиферу и кокетливо помахал миллионом желтых лепестков.
Солнце светило так ярко и так по-настоящему, что Саша расслабилась. Ушли куда-то все разочарования и полные боли и грусти одинокие дни. Она закрыла глаза и почувствовала, как ее целует солнце. У нее летом было много веснушек, и раньше она их стеснялась – один раз, кажется, во втором классе, пришла в школу вся веснушчатая, а ее подняли на смех. Маша, тогда, говорила ей, что эти веснушки выглядят, как прилипшие к лицу жучиные какашки. Ее довели до слез и, придя домой, она в ярости принялась тереть щеки лимонным соком, чтобы веснушки исчезли.
Но сейчас ей было уже все равно – какое-то по-хорошему странное состояние, когда ушли все волнения и осталось только доброе спокойствие. Пусть солнце ее целует, Саше нравятся ее веснушки, и нравится, как она выглядит.
Ей вновь захотелось плакать и кричать от радости, – на этот раз от радости. Захотелось расцеловать Владлена в его вечно небритые щеки, а потом кружить с ним по крыше, непременно, увлекшись, упасть – и взлететь высоко в небо. Захотелось придумывать всякие волшебные штуки и рисовать иллюстрации к своим сказкам, где все герои изломанные, уставшие, но бесконечно добрые и всегда побеждают зло. А еще захотелось включить музыку маминой молодости и валяться подсолнуховом поле, которое выше тебя и уходит далеко-далеко в небо.
Саша почувствовала, как сквозь нее проходила колоссальной мощи энергия. И в этот момент она поняла, что может все, что захочет. Плевать она хотела на то, что толстая и веснушчатая. Плевать на слово «невозможно». Ведь возможно все, на что у тебя только хватит смелости.
– Эй, – Владлен вдруг растрепал Саше волосы. – Открой глаза. У тебя, кажется, получилось.
– Получилось… что?..
И тут Саша с удивлением поняла, что они уже не на крыше. Не было видно треснувшего горячего шифера, не было видно кирпичных строений, не было антенн и заграждений. Прямо сквозь кровлю вылезли подсолнухи. Целое поле подсолнухов. Саша не понимала: то ли они с Владом такие маленькие, то ли подсолнухи поставили себе цель дотянуться до неба и поприветствовать солнце.
Они всамделишные. Настоящие! Тянутся высоко вверх, стебли твердые и толстые, а внутри цветка черные яркие семечки. Прямо как в моем любимом сне.
– Ты создала их сама! – Владлен готов прыгать от счастья. – Ты создала их! Я же говорил, что самое главное – сконцентрироваться! Если в тебе такая сила, то ты легко научишься управлять снами, как я!
Саша глупо и по-детски улыбнулась, а потом встала на ноги, подошла к самому огромному и самому яркому подсолнуху и погладила его стебель. Действительно, зеленый и всамделишный. Она не знала, как долго будет действовать волшебство, получиться ли его удержать, но это уже был первый шаг. Теперь она поняла, что когда-нибудь сможет вот так же взять и призвать троллейбус. Выйдут оттуда Леопольд и Вадим Абрамыч, пожурят ее за то, что так долго медлила – а потом все вместе они поедут в те места, которые существуют только во снах, потому что они слишком хороши для реальности. В место, откуда Саша родом.