Лицо в зеркале - Дин Кунц

Фрик понятия не имел, что это значит, пусть и провел немало времени, пытаясь сообразить, что к чему.

Возможно, Мин ду Лак, духовный советник отца, и сумел бы растолковать ему это высказывание. Но Фрик никогда не решился бы обратиться к нему с таким вопросом: Мин пугал его ничуть не меньше мистера Хэчетта, инопланетного хищника, который выдавал себя за шеф-повара.

Входя в последний грот, самый дальний от входа в винный погреб, Фрик опять услышал шаги. Как и прежде, склонил голову и прислушался, но не обнаружил ничего подозрительного.

Иногда его воображение перехлестывало через край.

Тремя годами раньше, в семь лет, он точно знал: что-то странное, зеленое и чешуйчатое вылезает из унитаза в его ванной каждую ночь и ждет, чтобы пожрать его, если он придет туда ночью, чтобы пописать. Многие месяцы, просыпаясь глубокой ночью с переполненным мочевым пузырем,Фрик выходил из своих апартаментов и пользовался каким-нибудь другим, безопасным туалетом, благо в доме их хватало.

А в своей оккупированноймонстром панной оставлял пирожное на тарелке. И каждое утро находил его нетронутым. Со временем заменил пирожное куском сыра, потом ломтемветчины. Монстр мот воротить нос от пирожного, оставатьсяравнодушным к сыру, но, конечно же, ни один плотоядный хищник не смог бы отказаться от ветчины.

Когда ветчина неделю пролежала нетронутой, Фрик воспользовался-таки своей панной. Ничто его не съело.

И теперь никто и ничто не кралось следом за ним в дальний грот. Его сопровождал только прохладный ветерок да мерцание электрических ламп, стилизованных под газовые рожки.

Входной и выходной коридоры делили грот практически на две части. Справа от Фрика стояли полки с бутылками. Слева лежали запечатанные деревянные ящики с вином.

Если судить по названиям, в ящиках хранилось французское бордо. На самом деле в них лежали бутылки с дешевым вином, предназначенным для бродяг, которое превратилось в уксус задолго до рождения Фрика.

Деревянные ящики служили частично для декорации, частично скрывали вход в хранилище портвейна.

Фрик нажал на потайную кнопку. Несколько деревянных ящиков, стоящих друг на друге и скрепленных между собой, качнулись внутрь. За ними располагалась небольшая комнатка. Там, разумеется, на полках, хранились бутылки с портвейном пятидесяти-, шестидесяти— и семидесятилетней выдержки.

Портвейн пили на десерт. Фрик предпочитал шоколадный торт. Он предполагал, что даже в 1930-х годах, когда строили особняк, страну не наводняли банды охотников за портвейном. Так что хранилище снабдили потайной дверью забавы ради.

Это помещение, размерами поменьше стальной комнаты для шуб, могло бы стать отличным убежищем, в зависимости от того, сколько времени ему предстояло там провести. За несколько часов он бы даже и не замерз.

Конечно, если б пришлось сидеть в хранилище два или три дня, у него возникло бы ощущение, что его похоронили заживо. Начался бы приступ клаустрофобии, который мог привести к безумию, он бы, возможно, пожрал себя, начав с пальцев ног и поднимаясь все выше.

Разволновавшись из-за оборота, который принял второй разговор, он забыл спросить у Таинственного абонента, как долго придется сидеть в убежище.

Фрик вышел из хранилища портвейна и закрыл дверь из деревянных ящиков.

Повернувшись, уловил движение в тоннеле, по которому вошел в грот. Уже не мерцание псевдогазовых рожков.

Большой, странный, спиральный силуэт перекатывался по полкам с бутылками и по сводчатому потолку, в маленьких прямоугольниках света и тени, приближался к гроту.

В отличие от отца на большом экране, Фрика в момент опасности парализовал страх, он не мог ни атаковать, ни бежать.

Бесформенная, пребывающая в постоянном движении, изменяющаяся тень подбиралась все ближе, и наконец ее источник появился на входе в грот: привидение, призрак, дух, косматый и белый, полупрозрачный и словно светящийся изнутри, он медленно плыл к нему, подталкиваемый неведомой силой.

Фрик испуганно отпрыгнул назад, споткнулся, плюхнулся на кирпичный пол, да так и остался на заду, таком же тощем, как и его бицепсы.

А призрак уже выплыл в грот, скользя, как скат в океанских глубинах. Свет и тени играли на призрачной поверхности, окружая его еще большей тайной, вызывая еще больший страх.

Фрик поднял руки, закрывая лицо, сквозь пальцы наблюдал, как призрак проплывает над ним. На какие-то мгновения, невесомый и медленно вращающийся, призрак напомнил ему Млечный Путь с его спиральными рукавами, а потом он понял, что перед ним.

Подгоняемая ленивым ветерком, над ним плыла лжепаутина, сработанная мистером Нутом. Плыла с грациозностью медузы, следуя потоку воздуха, который через грот увлекал ее к следующему коридору.

Униженный случившимся, Фрик поднялся.

На выходе из грота паутина зацепилась за одну из потолочных ламп, закрутилась и повисла на ней, словно вещица из ящика для нижнего белья Динь-Динь[38].

Злясь на себя, Фрик убежал из винного погреба.

И уже в дегустационной, закрыв за собой тяжелую стеклянную дверь, вдруг сообразил, что паутина не могла оторваться сама по себе. И воздушный поток не мог оторвать ее, поднять и донести до грота.

Кто-то должен был, по меньшей мере, случайно ее задеть, и Фрик точно знал, что сам он этого не делал.

Он подозревал, что кто-то крался за ним по винному лабиринту, а потом, осторожно, стараясь не помять, отцепил паутину из какого-то угла и пустил по ветру, чтобы напугать его.

С другой стороны, он хорошо помнил вылезающего из унитаза, чешуйчатого, зеленого монстра, который оказался ненастоящим, поскольку отказался от ломтя ветчины.

Несколько мгновений Фрик постоял, глядя на стол. Пока он бродил по погребу, тарелки уже унесли.

Это могла сделать одна из горничных. Или сама миссис Макби. Хотя, учитывая ее занятость, она скорее прислала бы мистера.

С чего кому-то из них красться за ним по винному погребу, не окликая? С чего отцеплять сплетенную Нутом паутину и отправлять ее в свободный полет? Он даже представить себе не мог, какая на то могла быть причина.

И Фрик почувствовал, что он находится в центре паутины, сплетенной отнюдь не мистером Нутом, в центре невидимой паутины заговора.

На звонок Данни Уистлер реагирует сразу же, едет в Беверли-Хиллз.

Автомобиль ему более не нужен. Тем не менее ему нравится сидеть за рулем сделанной с умом машины, и даже простое удовольствие, получаемое от вождения, приобретает новый привкус в свете недавних событий.

По пути светофоры, когда он приближался к ним, приветствуют его зеленым светом, а при поворотах в транспортном потоке всегда возникает просвет. Так что он мчится, выбрасывая из-под колес черные волны воды. Вроде бы следует радоваться, но множество забот давит тяжелой ношей.