Единственная дочь - Анна Снокстра

Я ошиблась.

Слава богу, я ошиблась.

Я готова рассмеяться. У меня кружится голова. Это просто сумасшествие. Все кажется бессмысленным. Мне нужно выбраться отсюда. Ступенька скрипит под моей босой ногой, когда я делаю шаг к постирочной комнате. Я замираю, глядя на свои грязные пальцы. До постирочной две ступени.

Отодвинув картонные коробки в сторону, я смотрю на маленькую дверь в полу, которая ведет в подвал. На этот раз я не позволю себе колебаться. Я наклоняюсь и открываю дверцу. И тут же зажимаю рот рукой. Запах чудовищный. Я начинаю задыхаться. Но не могу остановиться. Я заставляю себя заглянуть в зловонную темноту. Вот она где. Ребекка Винтер. Свернувшаяся калачиком, как спящий ребенок. Коричневые кости с остатками плоти, затылочная часть черепа обвалилась внутрь.

Бек вышла из автобуса и начала медленно подниматься вверх по улице. Она не торопилась; она знала, что ей нечего рассчитывать на поддержку и утешение. Капли пота стекали по шее. Бек смахивала их со своей липкой кожи. Фритюрный жир и масло навсегда застряли в морщинках ее лица, в носогубных складках, за ухом, в ямочке на подбородке. Она перестала вытираться. Вместо этого позволила порам делать свою работу и выпускать вместе с потом толстый слой жира от мертвых коров. От жары можно было задохнуться. В воздухе стоял запах гари, который обжигал ей горло.

Когда Бек закончила работу, она взглянула на телефон в надежде увидеть пропущенные звонки от Лиззи. Но экран был пуст. Она не хотела заглядывать вперед и представлять себе лето без Лиззи; вернуться в школу и больше не быть подругами. Больше всего на свете ей хотелось вернуть последнюю неделю своей жизни. Если бы она не наговорила Лиззи всех этих мерзких вещей; если бы они вообще не выдумали этот тупой обряд экзорцизма. Если бы она делала только то, что обычно, и забыла бы о непонятном присутствии в ее комнате, о странных вещах, которые происходили в ее доме, тогда сейчас все было бы нормально. Она бы сейчас никого не бесила и сама бы не злилась на всех и вся.

Повернув за угол, она увидела свой дом на вершине холма. На мгновение у нее перехватило дыхание, стянуло горло. Она остановилась, отвернулась от дома и сделала несколько медленных глубоких вдохов. Вдох через нос, выдох через рот, пока мышцы шеи не расслабились. Мобильник зажужжал, и ее охватило чувство радости и облегчения. Она поспешно вытащила телефон из кармана дрожащими руками. Но это был Люк.

«Надеюсь, ты в порядке, по-прежнему думаю о тебе».

Не успев до конца осознать свои действия, но уже не в состоянии сдерживать обжигающий гнев, она отшвырнула телефон в сторону. Ей хотелось что-нибудь пнуть, сломать. Она побежала вверх по дороге. Она не хотела жить с этой жестокостью и ненавистью внутри. Если бы она могла как-нибудь очиститься. Бесшумно открыв дверь, она взлетела по ступеням, в темноте скинула с себя одежду и забралась в постель. Крепко закрыла глаза в надежде, что то чувство пустоты, которое она испытывала сегодня утром, вернется и сменит ненависть, которая овладевала ее телом.

Я стою над костями, зная, что должна отвернуться, понимая, что должна бежать отсюда. Но я не могу заставить себя закрыть эту маленькую дверь, снова запереть Бек в смердящей темноте. У меня кружится голова, перед глазами все прыгает. Я чувствую ее запах – запах ее разлагающегося тела и волос. Я наклоняюсь вперед в уверенности, что меня сейчас вырвет. Но ничего не выходит.

Гаражные ворота слегка вибрируют, шум подъезжающей машины звучит утрированно в тишине гаража. Скрип резины – автомобиль заворачивает к дому. На долю секунды мне кажется, что ворота сейчас откроются, и родители увидят, как я, полуодетая, стою над скелетом их дочери. Но машина останавливается, мотор глохнет, и я слышу, как открываются двери. У меня всего несколько секунд.

Дверца страшного тайника закрывается со щелчком, и я придвигаю картонные коробки обратно. Сейчас они поднимаются по дорожке. Скрежет металла – это ключ проворачивается в замочной скважине. Я бегу обратно в постирочную и захлопываю гаражную дверь за мгновение до того, как открывается входная. О господи. Они увидят, как я выхожу отсюда. Они поймут, что я видела. Я неподвижно стою в постирочной, стараясь не издавать ни звука.

– Бек?

Босыми ногами я чувствую холодный кафель. Рядом негромко вращается сушильная машина. Пока они думают, что я ничего не видела, у меня все еще есть время, главное, выбраться из дома.

– Бекки?

Я слышу, как мама шаркает по ковру. Она почти у постирочной комнаты, собирается подниматься по лестнице в мою спальню, но она увидит меня, когда будет проходить мимо.

– Как все прошло? – кричу я в ответ, без разбора нажимая кнопки на стиральной машине.

– Что ты здесь делаешь, милая? – спрашивает мама, появляясь в дверном проеме. Ее лицо выглядит иначе – глаза светятся и кожа какая-то странная, восковая, – но она улыбается. Выглядит счастливой.

– Не могу разобраться, как это работает. Я хочу кое-что постирать.

– Я все сделаю, милая. Тебе лучше прилечь, если у тебя голова болит, – говорит она.

– Знаю. Просто хочу помочь, – отвечаю я, стараясь говорить нормально, хотя ноги у меня дрожат и хотят бежать прочь. Даже страха в моем голосе может оказаться достаточно. Они не должны догадаться.

– Как мило с твоей стороны, Бек. А где твои вещи?

– Я оставила их наверху.

– Ну, тогда сходи принеси их.

Я заставляю себя медленно повернуться, идти, а не бежать. Она включает машину, вода начинает заливаться в пустой барабан.

– Бек?

Мои плечи напрягаются.

– Да.

– Твой халат грязный.

Я осматриваю его. Впереди на подоле темные следы – я опускалась на колени в гараже.

– Видимо, это когда я выходила на улицу, чтобы попрощаться, – говорю я слабым голосом. Она знает, что я не выходила наружу.

– Тогда дай мне его.

– Я принесу его вместе с другими вещами. – Мой голос звучит странно, как-то высоко и наигранно, но я ничего не могу с этим сделать.

– Чтобы пятен не осталось. – Она протягивает руку.

Она не просит. Я скидываю его, чувствую себя ужасно незащищенной в одном полотенце. Она берет у меня халат. И в этот момент раздается звонок мобильного. Карман халата начинает светиться. Но она не останавливается; не возвращает его мне.

– Что ты делаешь? Мой мобильник! – кричу я, но она кидает его в машину.

Я подскакиваю, сую руки по локоть в горячую воду. По мере того как телефон погружается в воду, звонок становится мягче, тише – когда я вытаскиваю мобильник из намокшего кармана, раздается последняя трель. Затем он перестает звонить; экран темнеет.

Игнорируя меня, мама достает из шкафа стиральный порошок и кондиционер для белья. Она сделала это специально. Она не могла не слышать телефонный звонок. Возможно, она даже увидела телефон у меня в кармане и поэтому настояла на том, чтобы я сняла халат. Я бегу от нее, вверх по ступеням, придерживая руками маленькое полотенце.