Другая история войн. От палок до бомбард - Дмитрий Калюжный

«Что касается литературных текстов, то горячность, с которой гуманисты спорили о комедиях Плавта и Теренция (а ведь дело доходило до абсурда: одни клялись, что никогда больше не раскроют сочинений Плавта и не осквернят ими свои библиотеки, а другие обещали поступить точно так же с Теренцием), говорит о том, что влияние писателя на язык (дурное или хорошее) воспринималось как реальный факт и – более того – факт, имеющий прямое отношение к современной действительности (к употреблению грамматических и лексических форм, к пониманию значения слов и изменений лексических значений…)».

О чем здесь говорится? О том, что античные писатели (будто бы жившие за полторы тысячи лет до гуманистов) напрямую влияли на средневековую латынь XIV–XV веков. Петрарка, например, считает для себя неприличным знать сочинение Варрона «О латинском языке», новинку культурной жизни его круга, из вторых рук, в отрывках и пересказах, и тщательно скрывает, что еще не держал рукописи в руках. Книг тогда еще не издавали, а иметь рукопись из первых рук, видимо, означало получить ее от самого Варрона.

Но это настолько противоречит скалигеровской хронологии, что Л. Г. Степанова вынужденно проговаривается: «Эмоции итальянцев XV в. по отношению к латыни оказываются малоинтересными для исследователей, поскольку не вписываются ни в традиционную историю латинского языка, ни в историю итальянского…»

Конечно, если «развести» латынь одной эпохи в разные, между которыми более тысячи лет, то споры итальянцев XV века не впишутся ни в какую историю. И вот, студентам современных филологических факультетов «латинские» перипетии преподносят так, будто языковые различия между древней и средневековой латынью были в XV веке вполне ясны. Будто студенты той давней поры могли узнать из университетских лекций по истории античной литературы и из курсов филологии о том, что период наивысшего расцвета языка пришелся на «век Цицерона» и что была ясность с датами жизни самого Цицерона. И что они, ученые и студенты XV века, прекрасно понимали, что та языковая норма, которую мы теперь называем классической, сложилась именно в I веке до н. э., а не в XIII или начале XIV.

А на самом деле ничего этого они не знали, и все было не так.

В действительности же, – на каких языках говорили Нума Помпилий, хан Батый, Данте Алигьери, Иоанн Креститель, Карл Великий, Аристотель, Ричард Львиное Сердце, если они жили – ну, пусть не одновременно, а все же в близких временах? На архаической латыни? По-старофранцузски? По-арамейски? На древнегреческом? На каком языке отдавались приказы в войсках Иисуса Навина, Чингисхана, Александра Македонского, Ивана Калиты? На старомонгольском? На иудеоэллинском? На иврите? На койне? На суахили?

Ответ на эти немного странные вопросы прост. Чем ближе к Византии, тем больше использовался греческий. В Северной Италии и Южной Франции в большем ходу была латынь. На севере Франции, в Германии и Англии говорили на разнообразных германских диалектах. В Восточной Европе – на старославянском. Неужели это непонятно? Но каждый из так называемых индоевропейских языков развивался на базе общего языка-предка. Это, конечно, сложный и многофакторный процесс, проследить который доподлинно уже никогда не удастся, но все же можно предположить, что в некие времена (раньше XI века) житель Галлии понимал язык жителя Галиции с усилиями не большими, чем теперь надо прилагать русскому, чтобы понять язык белоруса.

Но процессы дифференциации и интеграции языков изменяют их, особенно при широкой общественной деятельности, быстро и самым причудливым образом. В более развитом государстве и язык более развитой. Даже обходясь без всяких датировок, изучая только «направление движения», мы без натужных выдумок про «Древнюю Грецию» и «Древний Рим» видим Грецию – Византийскую империю с государственным греческим языком. Видим и явно отстающую от нее по всем статьям Западную Европу с ее Священной Римской империей германской нации и латынью, как «общим» языком администрации, религии и науки. И в учебниках истории находим сообщение, что Византийская (греческая) империя образовалась раньше Священной Римской (латинской) империи. Вот и объяснение, почему «римляне» считали греческий язык более древним, нежели латынь.

Ученые греки, во множестве появлявшиеся в Италии до, а особенно – после краха Константинополя, долго учили итальянских гуманистов своему языку, ведь те мечтали читать Платона, Аристотеля и других мыслителей предшествующих времен в оригинале. Об этом вы можете прочесть в любом учебнике! Историки даже не спорят, – в XI–XII веках Европа узнала о великих греках от арабов Испании, а в XIII–XV – напрямую получила от византийцев «древнюю» греческую ученость!.. Правда, наши «толерантные» историки тут же добавляют, что византийцы все же не были носителями знаний; ученость сохранялась в «найденных» ими рукописях. Как можно отделять знания от их носителей, для нас загадка. Но историков загадками не запугаешь; их не удивляет даже то, что гуманисты, взявшись возрождать античность, едва «найдя» древние рукописи, не медля ни секунды, начинали их… улучшать.

«Прежде чем делать списки с найденных рукописей (как латинских, так и греческих), гуманисты занимались их исправлением… – пишет Л. Г. Степанова. – Сохранилось большое количество рукописей с правкой, маргиналиями и глоссами, сделанными рукой Петрарки, Колюччо, Салютати, Леонардо Бруни, Валлы и других известных гуманистов. В процессе этой работы складывались основные принципы филологической науки и научные методы критики текста».

А как же переводились эти рукописи, ведь ситуация с языками была в Средние века совсем не такой, что сложилась позже, с изобретением книгопечатания? По словам Триссино, «каждый город, каждый замок, каждая вилла, каждая семья и даже более того – каждый человек – образуют некий новый язык, отличающийся от других и словарем и произношением». Вот в этом и проявляется процесс дифференциации языков, характерный для местностей с неразвитыми общественными отношениями.

Можно предположить, что при переводах царил полный произвол, так как знать достаточно хорошо аттический, эолийский, дорийский, понийский и другие диалекты итальянцы не могли. Поскольку «древнеримских» и «древнегреческих» оригиналов античных текстов нет (почему, кстати? – традиционная история не дает ответа!), постольку можно сказать, что «античные» тексты XIII века и есть оригиналы.

Считается, что становление греческой лингвистической традиции в собственном смысле началось в так называемый период эллинизма, когда после распада империи Александра Македонского греческий язык и греческая культура распространились по северу Африки и в Азии. В сборнике «Из истории науки о языке» читаем: «Многие из античных лингвистов не были греками по происхождению… Центром изучения греческого языка стала… Александрия в Египте, крупнейший центр эллинистической культуры и учености, знаменитая своей библиотекой».

Из александрийских грамматиков известны две работы: «Синтаксис» Аполлония Дискола (II век н. э., по нашей синусоиде – линия № 7) и грамматика Дионисия Фракийского, время создания которой точно не известно. Они, да плюс к тому средневековая грамматика Доната и Присциана (XIII–XIV века н. э., линия № 5–6) и послужили образцами для «эллинистов» средневековой Европы. Парадокс в том, что эллинизация Африки и Азии в IV–III веках до н. э. (линии № 6 и 7) в точности повторяется в Европе XIV–XV веков (линии № 6 и 7)!