Взрывник. Заброшенный в 1941 год - Вадим Мельнюшкин

О Павлове Константин слышал, но не слишком много интересовался советскими военачальниками. Если таких людей начали пускать в расход, да не по политической линии, то это что-то да значит. Хотя может быть и ничего. Но уж очень здорово старшина шпарит, выдавая свои «домыслы». Всё, теперь я точно верю, что передо мной обычный громила-осназовец.

– Насчёт неготовности армии, это конечно так, но судьба Польши и Франции говорит, что столкнулись мы с чрезвычайно опасным противником.

– И что? Если бы немцы по нам ударили по первым, но перед глазами военных были примеры этих самых Польши и Франции. И что они сделали? Как подготовились к такой войне? Весь народ под руководством партии последний десяток лет отдавал все свои силы на создание оружия, вложив которое в руки армии, можно жить без опаски за своё будущее. И что народ и партия получили? Может, скажешь, что наше оружие хуже немецкого? Может его меньше? А может, решишься доказать, что если немцам дать наше оружие, а нам их, то мы бы сейчас были под Берлином, а не они под Москвой!

Вот тут он уел. В целом немецкое и советское оружие было на уровне. Клещёв на свой танк, конечно, жаловался, но рассказывал, что есть у нас такие машины, что немецкие «тройки» и «четвёрки» достойны им только гусеницы полировать. Самолёты вроде тоже не очень различаются в классе, артиллерия и подавно – в отличие от лётчиков артиллеристы у нас были. Один Нефёдов чего стоит, который мог долго рассуждать о разных артсистемах, хотя миномёты немецкие хвалил, но что-то и ругал, как, например, наши недавние короткоствольные приобретения. Со стрелковым оружием тоже был как бы паритет, винтовки и пулемёты у противника на редкость хороши, автоматических винтовок просто нет, значит, и сравнивать нечего, и в этом немцы сильно проигрывали. Автоматы же врага под пистолетный патрон критики никакой не выдерживали, хотя их и было много, но рядом с ППД или ППШ это были сущие уродцы – неудобные, имеющие плохую кучность и отвратительную надёжность. Пистолетов тоже было больше, но это всё, за что их можно было похвалить. Короче, не в оружии немцы были сильны, а в организации.

– При всём при этом позиции армии сильны, как никогда, и будут продолжать быть сильными, по крайней мере, до окончания войны, то есть пока мы не победим. Несмотря на то, что у армии и так много ресурсов, она надеется получить контроль и над партизанскими отрядами. При этом у армейцев нет ни возможностей, ни сил для организации партизанского движения. Они пытаются держать связь с попавшими в окружение частями, направлять их деятельность, например, как с частями, находящимися в районе Дорогобужа. Что-то у них даже получается, но работу с кадрами, оставленными для подпольной борьбы партией и комиссариатом внутренних дел, решили им не доверять. Направляемые сиюминутными интересами, военные могут либо подставить их под удар, отдавая невыполнимые или убийственные для тех приказы, либо просто не смогут организовать их деятельность. Всё же они больше привыкли работать с готовыми инструментами, а не создавать новые.

Ага, кажется, всё становится понятным. По сути, наш отряд – это воинская часть, практически полностью состоящая из военнослужащих, хоть и попавших ранее в плен или окружение. Значит, по логике и руководить ею должны военные. Но тут есть нюанс – командир отряда гражданский, более того, отряд по документам – комсомольский. Отсюда вывод, что он должен попасть либо под командование военных, либо под руководство партийных органов. И тут раз – госбезопасность говорит, что командир отряда на самом деле их сотрудник. Как там было в шифровке: присвоить очередное звание? Понятно, не удивлюсь, если числюсь в списках не первый год и предыдущее звание уже имел. Хитро. Та же политинформация, что довёл до меня старшина, это неофициальное официальное евангелие от НКВД – типа, на самом деле всё несколько не так, но озвучиваться должно именно таким образом. Не страшно, один-два раза можно и послушать, не делая недоверчивую морду.

– То есть, – решил осторожно прояснить ситуацию, – отряд теперь поступает под управление НКВД, и основной его задачей будет развитие и усиление партизанского движения на вверенной территории?

– Тут я не могу ничего сказать – решает такие вопросы руководство, и чаще всего очень высокое, но развитию и усилению отряда будет придаваться большое значение. Это неоспоримо. Вам уже сегодня надо составлять списки того, в чём есть нужда. Лучше разбить их на несколько частей – сиюминутные потребности, необходимое в ближайшее время, ну и то, что нужно для дальнейшего развития. Особо губу не раскатывайте, в стране положение трудное, но и излишней скромностью страдать не советую, слишком самостоятельных и независимых могут и отодвинуть подальше.

Судя по всему, шифрограмма, полученная мной, это не всё, что было передано, что, в общем-то, неудивительно. Ладно, будем играть. Вот таких ещё игр мне не хватало для полного душевного спокойствия. Ещё и с капитаном будут разборки. Я-то всё думал, почему он так упорно держится на вторых ролях, отдавая практически гражданскому мальчишке ведущую роль. Неужели чуял подобное развитие ситуации? Вряд ли, иначе он просто монстр! Не верю, что можно так всё просчитать. Хотя он в этом не первый год крутится – Большую Чистку пережил, а она по армии прокатилась похлеще, чем по гражданке. Нет, гражданских попало, конечно, больше, но в процентном отношении, военных должно быть, вымели чаще. Правда, всё больше крупных шишек зацепили, но и прочему командному составу должно было достаться на орехи.

Старшина давно ушёл, а я всё продолжал сидеть и думать над свалившейся на меня проблемой, точнее, лавиной проблем. Потому как эта шифрограмма – это только первый холодный ком, попавший за шиворот.

Скрипнула дверь. Ординарец мой пожаловал на момент прояснения текущей ситуации.

– Так, Георгий, через час собирай актив. Зиновьева тоже не забудь. Буду вас радовать!

Угу, от радости просто уссытесь.

– Вот такие вот пироги, – сказал я, когда все ознакомились с шифровкой.

– Поздравляем, товарищ младший лейтенант госбезопасности, – Нефёдов говорил ровно, но чувствовалось, что новость эта оказалась для него не меньшей неожиданностью, чем для меня.

– Ну, спасибо, хотя тебя званием я ещё не догнал.

– Такими темпами недолго осталось, – Жорка был чем-то дюже доволен.

– Хочешь, и о тебе похлопочу? Будешь прозываться сержантом, но носить кубики.

– Чур меня!.. То есть нет, мне и так хорошо.

Мне тоже было неплохо, но особенно не спросили, когда подарки решили дарить.

– Тогда так, эта информация для внутреннего употребления. Для всего отряда я продолжаю оставаться командиром Лешим. Без всяких званий. Зиновьева вводим в актив – нам скрывать нечего, но при нём сначала думаем, а потом говорим. Для особо непонятливых сержантов с бурным южным темпераментом объясняю – базар фильтровать надо. Ясно?

– Да понял я, чё такого?

– Одного этого твоего: «чур меня», хватит, чтобы на карандаш попасть, – спокойно заметил Кошка и, уже обращаясь ко мне, спросил: – На особиста его двигаешь?