Анты - Олег Артюхов

– Уф-ф, еле споймал. Благо, аще вы не ушли. То дар. За добрую весть требо пивня отдарить. Вот, – и он сунул петуха мне в руки. Я растерянно стоял с петухом в руках и собакой в ногах, а мужики покатывались со смеху.

– Ха-ха! – громче всех ржал Лео, – ни дать, ни взять бременский музыкант. Ослов здесь хватает, кота тоже знаю одного, только принцески не хватает. Ха-ха-ха! Как там в песенке поётся? Встанет солнце над лесом, только не для меня, ведь без милой принцессы не прожить мне и дня. Что…, – попытавшийся изобразить реверанс Лео, споткнулся, покачнулся, сделал шаг назад, ещё шаг и… попал под поток воды.

– Ой, чегой-то ты? Ой! – вскрикнул голосок.

Насквозь промокший Лео оглянулся. Перед ним на земле сидела девушка. Облившее его с головы до ног деревянное ведро валялось рядом, другое укатилось по косогору вниз, а рядом с девушкой валялось коромысло. На Лео глядели огромные синие пуговицы глаз местной красатулечки лет шестнадцати.

– Э-э… вот… как-то так…, – пробормотал Лео, уставившись на девушку, и обтекая водой.

– Принцеска, – заикаясь от смеха, проговорил Серш и повалился от хохота, – ой, ха-ха-ха не может он и дня без неё. Га-га-га! Получи и распишись в получении. Принц. Га-га-га!

Мы ржали, катаясь по земле, собака лаяла, петух хлопал крыльями, девчонка плакала. В общем, дурдом.

На Горе вечером я встретился с дружинным вожем Кугутом. Предстоял серьёзный и важный разговор, и мы засели в его каморке, отделённой от казармы плетёной и обмазанной глиной стенкой. Более чем скромная обстановка: покрытый овчиной и медвежьей шкурой топчан; низкий грубый стол с масляной гасничкой, кувшином и тремя чашками; на стене на вбитых меж брёвен сучках зброя и оружие; у входа ларь; напротив лавка. Я уселся на лавку, он на топчан.

– Наделали вы шума, Бор. Теперь на Горе и в слободах всё шиворот-навыворот. Все бегают, аки припечённые. Неужто и впрямь всё так худо?

– Да, вож Кугут. Ано хуже то, что аще многие мыслят, что два года – то долго, и что авось минует беда. Я точно ведаю и клянусь светлыми богами, что не минует, и два года, как два дня пролетят.

– Что сам робить мыслишь, вож Бор?

– Через седьмицу мы с моими братьями вожами разойдёмся окрест по родам да племенам землю исполчать. А и тебе есть дело великое. Коль в граде Бусовом ты зело знатен и славен, то тебе и дружину сбирать. Ко дню Макоши на Горе должно бысть шесть сотен воев-хоробров. Не для шкоды, ано для дела ратного, да, не попусту, а за злато-серебро. Наши с братьями умения воинские зело велики, мыслим их вам передать, дабы бысть всем заодно.

– Хм-м, обаче нежданно… Ране тако не бысть. Каждый вой-хоробр по-своему бился, как наставник обучил. А ты баешь, всем стать в строй заодно.

– Так надобно, вож Кугут. Нас меньше, и сила токмо в единстве. Всем бысть, яко един. Яко сжатый кулак. За год надобно обучить дружину новому бою, а потом каждый из шести сотен воев-хоробров сотником ополчения станет, свою сотню обучит и в сечу её поведёт, встав в общий строй рати единой.

– Великое дело задумал ты, вож Бор, и я роту даю – подмогну. Но шесть сотен сотен в Антании не набрать.

– Наберём и поболе. Сочти. Двадцать тысяч антов да десять тысяч полян – триста сотен. Стополста сотен придут от дулебов, да столько ж от тиверцев с уличами. Вот тебе и шестьсот сотен. Да, савиры десять тысяч комонных пришлют, да сарматы полста сотен с длинными копьями.

– Великое дело ты замыслил, вож Бор. Назавтра же зачну дружину сбирать. Не сомневайся, друже, не подведу.

Мы расстались друзьями. Я вышел из воинского дома, за мной потрусил Бродяга, который за сутки уже слегка отъелся.

Марк и Зверо все дни напролёт занимались лошадьми. Лео и Серш пропадали в слободе. А Рок, Стинхо и Черч решили подшаманить лодью: улучшить скамьи, заменить вёсла и уключины, соорудить тент от дождя, поставить прямой парус на скользящей рее и косой стаксель на нос.

Оставшись без дела, я спустился к реке искупнуться, простирнуть исподнее и погреться на песочке под жарким июньским солнышком, а заодно обдумать поездку к дулебам.

Узкая тропка сбежала вниз к небольшому песчаному пляжу. Не рискнув выплывать на течение из-за водокрутов и нежелания издалека топать до одежды, я поплескался голышом у берега, постирался, растянулся на тёплом песочке, закинул руки за голову и зажмурился от удовольствия. Только начал задрёмывать, как услышал сначала ворчание, потом лай Бродяги. Прищурившись от избытка света, я приподнялся на локте, и тут же откачнулся от сильного удара в грудь. Рядом валялись два обломка стрелы. Яркое солнце не позволяло разглядеть стоящего над кручей лучника. Я приподнялся, прикрыв глаза ладонью, и тут же схлопотал стрелу в живот. Интересно, кто этот местный Робин Гуд? После третьей стрелы, ударившей в плечо, лучник скрылся.

Не найдя в сломанных стрелах ничего особенного, я натянул ещё сыроватое бельишко, оделся и пошагал к нашей лодье, пытаясь понять, что сейчас произошло. Искать стрелка бессмысленно, да, и где его искать. Если до веча с нами явно враждовали только бойники-волкодлаки, то после наверняка появились другие недоброжелатели, те же самые изгои, да и многие иные обитатели, планы которых безнадёжно нарушились.

Лодью я увидел издалека. Над ней уже торчали свежевыструганная мачта с подвижной реей и опоры для тента. По бортам мужики крепили новые вёсла в новые железные уключины.

– О, Бор, зацени работу, – похвастался Рок. – Завтра паруса и тент навесим, новый руль поставим, и будет всё как в лучших домах.

– Здорово! Лучше и не придумаешь. Когда испытания?

– Послезавтра.

– Тут у вас всё спокойно?

– Как сказать. Пара чудаков полчаса назад нас обстреляли. По три стрелы метнули и сбежали. А на какой предмет интересуешься, командир?

– То же самое. Купался неподалёку, и тоже три стрелы. Что думаете?

– Да, мало ли придурков на белом свете небо коптит? – проговорил Стинхо, затягивая узел на рее.

– Слепому не покажешь, дураку не докажешь, врага не ублажишь, – проворчал Черч, сворачивая верёвку в бухту, – хорошо, если это просто придурки.

– Нет, братцы, если нас невзлюбила банда местных сумасшедших, то очень злых, мстительных и подлых, – размышлял я вслух. – Полагаю, вряд ли это кто-то из горожан. Они действовали бы за чертой города, и уж точно не стрелами, которые терпеть не могут. Здесь видна разбойничья повадка, подкрасться, укусить и слинять. Действовали чужаки.