Бронеходчики. Гренада моя - Константин Калбазов

– А что такое? – наивно вскинула брови Татьяна.

– Традиции не на пустом месте пишутся, вот что. Юнкера – это нонсенс, сударыни. Офицеры, и только гвардейские, – назидательным тоном произнесла Мария.

– Так они же испанцы! А значит, служить в нашей армии не станут. Когда традиция рождалась, этих южных красавцев тут не было, – не унималась Травина.

Татьяна имела в виду появившихся в училище пару недель назад юнкеров из Испании. Целая рота. Российская империя брала на себя обязательства по обучению офицерских кадров для республиканской армии. Причем речь шла не об ускоренных выпусках, а о полном курсе обучения. Делалось это открыто, напоказ, вызвав множество кривотолков и настоящую истерию в зарубежной прессе.

– Они юнкера, и этим все сказано, – отрезала Якина. – То, что укладывается в рамки традиции, укладывается и в рамки приличий. Все, что вне, – блуд и разврат. Подумайте сами, нужно ли оно вам. – Мария обвела строгим взглядом девушек, крутящихся у своих тумбочек, и закончила: – Поэтому будьте добры, сударыни, в девятнадцать часов гостиница «Европейская», ресторан «Крыша». Можете не сомневаться, жеребцов стоялых там будет предостаточно. Найдется из кого выбрать.

Традиции. Армия ими буквально пронизана. Так, в двадцать четвертом году состоялся первый набор девушек-юнкеров в Павловское училище. Несколько офицеров лейб-гвардии, желая поддержать девиц, в день присяги заказали и оплатили банкет в ресторане «Крыша». Ходят слухи, что причина крылась в делах амурных. Но, как бы то ни было, традиция прижилась. Разве что со временем оплату банкета взяли на себя офицеры из женского «батальона смерти».

Поначалу эти посиделки были вполне целомудренными и без какой-либо подоплеки. Однако девушки не просто служили в гвардии, но и участвовали в боях. В тридцатом году сразу две бронеходчицы попали в плен. Их потом нашли и отбили. Вернее, то, что от них осталось. Перед тем как предать мученической смерти, девушек долгое время насиловали. Всяк и каждый, без разбора. И это при том, что в плену был и мужчина-бронеходчик, с которым как раз обходились нормально.

Что делает солдат, видя надвигающуюся на него стальную смерть? Правильно. Он мочится и гадит под себя. А тут вдруг оказывается, что испугала его маленькая девчушка. И как тут мужику с уязвленным самолюбием не рассвирепеть, когда она попадает к нему в лапы? Вот они и звереют.

Случаи пленения бронеходчиц единичны. Но итог у этого всегда один, сколь бы цивилизованным ни был противник. И что самое противное, ни один офицер этому не препятствует. Потому что испуган ничуть не меньше, и с самолюбием у него все в порядке. Нет, они ничего не поощряют и ни в чем предосудительном не участвуют. Они просто ничего не замечают.

Никто не знает, как такое случилось. Но в тридцать первом году традиционное застолье закончилось повальным блудом. И так уж случилось, что там кроме девиц-гвардейцев присутствовали гвардейские офицеры-бронеходчики.

Это был последний год, когда в «Крышу» приходили офицеры-девушки. С той поры они бывали в этом заведении, как и в гостинице вообще, только однажды. В день присяги. Потому что именно в номерах «Европейской» лишались невинности. Кто-то скажет – не бог весть какое событие. Но… Вот такая традиция.

Легкость в отношениях со стороны девушек-юнкеров и офицеров имеет тот же корень. Как и прилипшее к ним прозвище – лейб-гвардии потаскухи. Разумеется, имелись исключения. Немало девушек ограничивались только первой ночью. А находились и те, кто и вовсе не делал этого шага, как бы их ни убеждали в обратном. Таковых были единицы. Но, как говорится, они лишний раз подтверждали правило.

Оно бы не пойти. Но Алина считала это неправильным. Поэтому решила, что в ресторан пойдет обязательно. Просто пробудет там недолго, и уж точно ни о чем таком и речи быть не может. Выражение, что служба и война все спишут, – это не про нее.

Убрав ремень в тумбочку, Дробышева подошла к зеркалу, осмотрела себя, поправила форменную юбку. Не удержавшись, скользнула взглядом по Георгиевскому кресту над левым клапаном нагрудного кармана и знаку участника Хасанских боев. В повседневной жизни она их не носила, да и сегодня не хотела надевать. Однако командир взвода, поручик Ольховская, настояла на том, чтобы на парадной форме награды присутствовали в обязательном порядке.

Алина никогда не говорила об этом факте. А потому, когда предстала не просто со знаком участника боевых действий, но еще и с орденом, свидетельствующим о личной доблести, весь взвод замер с открытыми ртами. Да что там взвод. На нее во все глаза пялились и старшекурсницы.

Якина тут же усмотрела в этом покушение на ее лидерство. Нет, она никак не проявила своего отношения к данному факту и вместе со всеми выказала уважение к заслугам однокашницы. Но, встретившись с Дробышевой взглядом, словно дала понять, что вызов принят. Вот интересно, о чем это она? Алина просто хотела окончить училище и водить стальных гигантов, воплощающих мощь и прогресс.

– Папа, извини, я торопилась как могла! – Выбежав из казармы, она тут же повисла на шее отца.

– Поаккуратнее, госпожа юнкер, вы теперь в форме, так извольте соответствовать, – отстраняя дочь, нарочито официальным тоном произнес Владимир Олегович.

– И что, от этого я перестала быть твоей дочкой? – чуть склонив набок голову, с хитринкой спросила Алина.

– Кхм. Не стала. Но коль скоро решила надеть форму, будь добра, держи себя в рамках.

– Господи, Володя, ты порой бываешь таким несносным, – закатив глазки, с безнадежностью произнесла моложавая женщина привлекательной наружности. – Алина, девочка, уж мне-то, человеку сугубо гражданскому, не возбраняется тебя обнять.

С этими словами женщина выставила перед собой руки с повисшим на левом запястье зонтом. Угу. Офицеру не пристало ходить с бумажными пакетами, зонтами и тому подобными излишествами. Максимум портфель или аккуратный сверток. Причем один. И в то же время нести открытый зонт над дамой вовсе не зазорно. Пусть это даже солнечный, с самой невероятной расцветкой. Только обязательно в правой руке, дабы, идя с дамой, не отдавать честь встречным военным. В этом случае полагалось изобразить поклон коротким кивком. Уставы, ритуалы, обычаи, традиции и условности. Армия!

Алина подскочила к женщине и, тихо пропищав от охватывающего ее восторга, крепко обняла. Та ответила не менее теплым объятием. Хотя поначалу у девушки и мачехи отношения не сложились, но потом они очень даже подружились. Пусть это пока незаметно, но сегодня Виктория носит под сердцем ее братика или сестричку, и Алина этому откровенно рада.

– Спасибо, Вика, – прижавшись к плечу мачехи, поблагодарила она.

– Кхм. Ну довольно. Вы тут еще и сырость разведите, – поправив усы, смущенно произнес полковник Дробышев.

– Не дождешься, – утираясь появившимися в их руках платочками, чуть ли не хором выдали обе.

Потом было ее первое увольнение. Они провели его втроем. Тетушка наотрез отказалась приезжать по этому поводу. Прошлись по городу, посетили Летний сад, где покормили лебедей. Покатались на каруселях, на которые полковник отказался взбираться в категоричной форме. Кофейня с мороженым. Обед в ресторане. Поход в кино. День прошел на загляденье. Разве что в какой-то момент к горлу Алины подкатил твердый ком. Ей вспомнилась мама и их прогулки по Владивостоку.