Горбачев. Его жизнь и время - Уильям Таубман

Двойственность Горбачева (вслух он вторил официальной позиции партии, а в глубине души его воротило от многого, что творилось) оборачивалась для него дилеммой, которую метко описал Андрей Грачев: “Что же мог он сделать, как вести себя, не изменяя студенческому прошлому, общим с Раисой взглядам, позициям и надеждам, как не поддаться всей этой рутине, не распуститься, подобно провинциальным ‘вождям’, и не ассимилироваться, при этом никому себя не противопоставляя и не самоизолируясь?”[402]

Ответ здесь такой: совмещать и то и другое Горбачеву не удавалось. Больше того, ни то, ни другое ему не удавалось делать в полной мере. Он действительно противопоставлял себя многим своим коллегам или, по крайней мере, держался от них в стороне и действительно самоизолировался от некоторых из них, но при этом не столько сохранял верность своим и Раисиным ценностям, сколько искусно маневрировал, желая обеспечить блестящее будущее себе и своим идеям. Это объясняет, почему бывшие подчиненные, делясь впечатлениями о Горбачеве на посту первого секретаря крайкома партии, дают диаметрально противоположные отзывы. Другое объяснение состоит в том, что люди, сами рассчитывавшие подняться на такую же высоту или хотя бы сравняться с Горбачевым интеллектуально, просто завидовали ему, а те, кто довольствовался более скромным статусом, были благодарны ему за щедрость, к какой обязывало его высокое положение. Интеллект и высокие нравственные принципы Горбачева вызывали у некоторых людей особенное уважение, а он, в свой черед, проявлял особую заботливость по отношению к ним. С другой стороны, его самомнение и чувство собственной правоты, а также потребность в чужом внимании и восхищении раздражали других – прежде всего тех, кто страдал похожим честолюбием.

Некоторые бывшие коллеги восхищались Горбачевым тогда и восхищаются им до сих пор. Другие ненавидят его сейчас и утверждают, будто ненавидели его с самого начала. Его бывший спичрайтер Иван Зубенко с горечью вспоминает: “Чем ближе его узнаешь, тем больше разочаровываешься”[403]. Но, по словам Виктора Калягина, который тоже хорошо знал Горбачева: “Он молодец был… воодушевлял, шутил, смеялся, спиртного не употреблял. Мысли у него были очень хорошие, прогрессивные”[404]. Виктор Казначеев обвиняет Горбачева в разнообразных грехах, утверждая, что они водились за ним еще в 1978 году и даже раньше: Горбачев никого не слушал; проводил одностороннюю политику; разделял и властвовал; был мстителен и крайне обидчив; избегал сложных решений; “имитировал кипучую деятельность”; никогда не доводил начатого до конца; находился под каблуком у жены; отличался “патологической жадностью”; вел сладкую жизнь на роскошной даче; “бесконечно завидовал другим”; держался правила – “Своих врагов надо душить в собственных объятиях”[405]. Но сам Казначеев был не только завистником, но, по-видимому, еще и коррупционером. Говорили, что, возглавляя Ставропольский горком партии, он выстроил внушительный кинотеатр как памятник собственному руководству. Он передавал роскошные квартиры важным “шишкам”, от которых сам ожидал каких-то благодеяний, а еще заставлял несколько предприятий слать ему “подарки”, в том числе особенно изящные и добротные ботинки, туфли и тапочки, которые он затем презентовал высокопоставленным московским чиновникам, когда те приезжали отдыхать на курорты Северного Кавказа. Наверняка у Горбачева руки чесались уволить Казначеева, но тот, находясь под протекцией Кулакова, не только сохранил свое кресло, но со временем даже сделался заместителем Горбачева[406].

Поротов – комсомольский чиновник, который в 1955 году предоставил Горбачеву первое место работы, – называл своего протеже “тщеславным и обидчивым”, “двуличным” (из-за привычки говорить “разным людям разные вещи”) человеком, не имевшим “настоящих друзей”, убежденным в собственных исключительных достоинствах, обладавшим огромной жаждой власти и потому лебезившим перед начальством, от которого зависела его карьера[407]. Анатолий Коробейников подготавливал для Горбачева тексты выступлений. Будучи выпускником московской Академии общественных наук при ЦК КПСС, он гордился высоким качеством той работы, которую выполнял для начальника. Тем более обидно ему было, что Горбачев не только нещадно “погонял” своих помощников, но и умалял их заслуги. “В крайкоме есть два мудака, – будто бы говорил Горбачев, – [Иван] Зубенко [другой спичрайтер] да Коробейников, из которых, если их погонять, можно что-то выдавить”. На словах Горбачев без конца подчеркивал, что “не любит угодников”, а на деле “еще как любил!”, добавлял Коробейников. Компетентность Горбачева он оценивал низко: “…два высших образования – юридическое и сельскохозяйственное, но у меня сложилось впечатление, что по-настоящему он не имел ни одного”. Горбачев гордился своим “философским” подходом ко всему, но на деле выходило иначе – “недоверчиво… относился к ‘научным заходам’, которые мы, ‘спичрайтеры’, пытались вносить в его речи и доклады”. Он понимал: чтобы подняться еще выше, нужно блистать, но, так как он был “одиночкой”, не имел “друзей или верных соратников”, ему всего приходилось добиваться самостоятельно. Конечно, признает Коробейников, у него была жена, но она часто оказывалась “невежественной”, а те из помощников Горбачева, кто ясно показывал, что видят это, были “обречены”[408]. Вот как описывал Горбачева Зубенко: “…сначала [он] клевал тебе мозг, а потом держал тебя на расстоянии. За все годы, что я у него работал, он ни разу не предложил мне выпить с ним чаю. А вот Мураховский [преемник Горбачева] часто звал меня на чай и часто расспрашивал про семью”. Горбачев был “перфекционистом”, утверждает Зубенко, причем очень придирчивым. “Требовал, чтобы все было ‘чин чином’. Например, нельзя было просто сказать, что на часах три-пятнадцать: следовало говорить ‘пятнадцать-пятнадцать’. А еще он очень бурно выражал эмоции – если его что-то не устраивало, сразу срывался на крик и брань. И никогда ни за что не благодарил. Если, скажем, кого-то обвиняли в пьянстве, то Мураховский обязательно проверял, есть ли основания для таких обвинений, а Горбачев ничего не проверял, просто увольнял беднягу”[409].

Зато другой коллега, знавший Горбачева с иной стороны, запомнил его как человека, который не только многое схватывал на лету и “быстро решал… вопросы”, но еще и “поднимал всех на ноги”[410]. А Николай Пальцев, возглавлявший при Горбачеве местный комсомол, вспоминал: “Мы, молодые руководители, его тогда боготворили. Молодой, энергичный, думающий, предлагающий какую-то новизну. Манера общения была свободная, доступная, запросто разговаривал на любые темы, откровенно. Мы идем с моим сынишкой (ему лет 5 было) мимо дома Горбачева, а он выходит из дома на противоположной стороне. Он переходит улицу. Он мне: ‘Привет, Николай! Это кто?’ Я: ‘Сын’. Он: ‘Привет! Как тебя зовут? Что умеешь? Вот прочти, что написано’. А там была вывеска: ‘Управление внутренних дел’. Сын читает. ‘Слушай! Ты еще первым секретарем станешь крайкома партии! Молодец!’ Нас, его помощников, такие вещи всегда вдохновляют, заставляют энергичнее работать”[411].