Морпехи против «белых волков» Гитлера - Владимир Першанин

– Ты, кто же еще.

Слава солидно кивнул и пробежал список группы.

– Парфенов не полетит?

– Нет.

– А вот Коломейца зря включили. Трусоватый парень.

– У него хоть какой-то опыт есть. В отряде много новичков. Обрати внимание на сержантов Ступникова и Юркевича. Прибыли недавно, но ребята опытные.

– Ладно, познакомлюсь.

– Паша Юркевич партизанил под Ковелем. После ранения был вывезен на Большую землю для лечения. Хорошо ориентируется во вражеском тылу.

Закурили. Николай Слобода помялся и продолжил:

– Тут еще две неприятные новости. Сталинград сильно бомбили. Говорят, немцы вышли 23 августа к Волге, а город полностью разрушен. Может, брешут?

– Весь город они никак разрушить не могли, — возразил Слава Фатеев. — Шестьдесят километров в длину. Для этого всю авиацию с фронта надо собрать. У нас три четверти — мазанки да мелкие домишки. Скорее всего крупные заводы опять бомбили.

– Может быть, — пожал плечами Николай Захарович. — Уланов, командир торпедного катера, вчера в госпитале умер. Заражение крови.

На лице Фатеева мелькнуло странное выражение, и комиссар заторопился предупредить:

– Не ходи к Кате с утешениями. Ей сейчас не до тебя. На могиле так горевала, что сердце схватило. В санчасти лежит.

Пришел пилот «Каталины», шумный дядька лет тридцати в кожаной куртке с двумя орденами Красного Знамени. Поздоровался со всеми и потребовал:

– Кажите список и сколько килограммов груза повезем.

Пробежав список и, посчитав предполагаемый вес, покрутил головой.

– Так не пойдет. Лишний вес.

– У тебя же самолет на 2050 килограммов груза рассчитан. Я технические характеристики читал.

– Это верно, что рассчитан, — закурил папиросу пилот. — Но мы с полной нагрузкой никогда не летаем. Ты что, командир, первый день на Севере? Ветер как следует задует — моторы захлебываться начнут. Взлетать будем ночью, а приземляться на рассвете. Попробуй с двумя тоннами все как надо сделать. Это же не машина, а беременная корова получается. Сбавляйте с полтонны.

– Чего я сбавлю? Минометы оставить? Тогда незачем и лететь. Или людей с полдесятка сократить? Кто боеприпасы от озера понесет?

Спорили долго, пока Маркин не достал из ящика стола бутылку коньяка и без лишних слов разлил в четыре оловянные стопки. Выпили, закурили, затем летчик ткнул папиросой в сторону Фатеева:

– Я тебя узнал. В газете фотографию видел. Там статья была, как вы подводную лодку потопили.

– Не я топил. Сторожевик у нас был, так, корыто с мелкой пушкой, но он хорошо бомбу вложил. А затем Пе-2 лодку добил.

– Ну, ордена зря не дают, — сказал пилот и, меняя тему, провел по столу черту. — Двести килограммов уступаю, но триста сбавляйте. Поймите вы, расшибемся с перегрузом.

Выпили еще и сошлись на двухстах пятидесяти килограммах. Прикончив бутылку, пилот нахлобучил фуражку с «крабом» и пригрозил:

– Лично буду проверять! Ну, пока.

Решили сократить группу на одного минометчика, оставить часть консервов, хлеба, ручных гранат и запасной баллон к огнемету:

– Ну, килограммов сто пятьдесят убрали. Сто двадцать мин весят 360 килограммов. То есть каждый боец, включая тебя, Николай, кроме оружия, боеприпасов и харчей, понесет килограммов по двадцать пять мин. А минометчики вообще загнутся, каждый «самовар» полцентнера весит.

– Застрянем мы там, в горах, или будем ползти, как жуки, — подвел итог Маркин. — Оставим на базе один миномет и двадцать мин. Люди, считай, на семь-восемь килограммов груза меньше понесут. Двадцать километров от озера надо проскочить махом.

– Здорово мы размахнемся с такой поклажей, — влез в разговор командиров Слава Фатеев.

– Николай, проверь каждого, — не реагируя на реплику разведчика, приказал Маркин. — Оставляй одну флягу воды на двоих, там ручьев хватает. Без воды не пропадете. Никакой лишней ерунды, вроде портсигаров, складных ножей. Хлеб слишком тяжелый, заменим его сухарями. Пистолеты к чертовой матери — лишние килограммы. Оставишь, Николай Захарыч, лишь свой ТТ.

– И мой «кольт», — снова влез Славка.

– Может, обойдешься без него?

– Никак нельзя. Я — командир разведки.

Из головы не выходила мысль о бомбежке Сталинграда. Фатеев убеждал себя: «Кому нужен наш зачуханный поселок на окраине города? Вряд ли его будут бомбить». А с другой стороны, в трех километрах судостроительный завод. Лесозавод неподалеку. Чем не цель для фрицев?

Ноги сами привели его к санчасти. Катю выписывали, и Славка предложил проводить ее до штаба.

– Проводи, — равнодушно согласилась девушка.

И опять все получилось не так. Катя молчала, а Славка утешал ее, потом заверил, что если нужна какая помощь, то он всегда рядом. Не чужие ведь.

– Чужие! — едва не закричала Катя. — Уйди ты от меня. Я на кладбище хочу зайти.

– Шагай, я тебе не мешаю, — разозлился Фатеев. — Устроила истерику. Будто ты одна близких людей хоронишь. Немцы Сталинград развалили, может, у меня и семьи уже нет.

Катя молча шагала в сторону кладбища.

А Слава в сердцах высказывался своему другу Антону Парфенову:

– Сходили мы туда на разведку — нужное дело. Но зачем этот десант затеяли? Минометы, пулеметы… Ничего мы там не сделаем. «Юнкерсы» восемьдесят восьмые такие громадины, почти девять тонн весят. Как их пулей или миной возьмешь? Там же не перкаль и не дерево, а сплошной металл. Моторы и рубка бронированные, их не всякий снаряд возьмет.

– Я тоже не понимаю, — согласился Антон. — При мне «Юнкерсу» из 37-миллиметровки наши зенитчики очередь влепили прямо в яблочко. Две дыры с полметра в фюзеляже, в двигателе пробоина, дым валит, а он летит. Так и скрылся. А эти зенитки даже танковую броню прошибают. Начальник оперативного отдела приходил, дал указание бить в первую очередь по складам, ангарам и радиолокационные станции поджечь. В общем, создать видимость мощной операции, — фыркал Парфенов. — Бой в Крыму, все в дыму, воюем изо всех сил. Пусть союзники видят, что мы не спим.

– Похоже на то, — соглашался Фатеев.

Оба парня, хорошие и смелые разведчики, ошибались. Готовилась игра более сложная, чем они предполагали.

Под мелким дождем «Каталина» после долгого разбега оторвалась от поверхности залива. Гидросамолет был загружен под завязку. Моторы, установленные на поднятых над фюзеляжем огромных крыльях, оглушительно ревели. В помещении было темно, люди притихли, машину трясло, и это усиливало напряжение.