Жасминовый дым - Игорь Гамаюнов

Нет, не получилось. Отскочил вожак, но для разбега. Прыгнул, вцепился в ногу, обжёг – повыше щиколотки. Рвал штанину под радостную какофонию собачьих голосов. Поскользнулся Олег. Упал. Покатилась в снег модная его фуражка. Вот сейчас вожак вцепится в горло. И накинется тогда вся стая, будет рвать на клочки его пальто, его руки, его лицо. Ах вы собачье отродье! Думаете, я так не умею?

Поднялся Олег на четвереньки, услышав, как вырвалось из него рычание. Потом – лай и визг, и снова – рычание. Да, он так может! Громко и резко! У самого даже уши закладывает. Кинулся на вожака. Увидел – шарахнулось собачье кодло, застыло вокруг кольцом. Подался в сторону вожак, но нет, не отступит теперь Олег: прыжками, на четвереньках – за ним! С победным лаем и рыком! Главное – не разгибаться. Пусть видят – он не человек, он зверь, непонятный и жуткий, скачущий на них чёрной горбатой тенью.

Снялась с места собачья стая, рассыпалась по кустам парка, заструилась вслед за вожаком гибкими чёрными тенями. А Олег, не поднимаясь с четверенек, прыжками гнал её прочь, дико взвизгивая, захлёбываясь счастливым лаем, чувствуя себя наконец свободным от томившей его недавней жизни, оставшейся в истоптанном, запятнанном кровью снегу, там, где валялась сейчас его сумка с лопнувшим ремешком.

Устав, он зачерпнул ладонью снег, поднялся, растёр лицо. Что это было? Припадок? Перевоплощение? Подумал с усмешкой: может, в прошлой жизни был собакой и вот вспомнил? Вернулся к сумке, увидел на снегу кровь. Задрал штанину – рваная рана кровоточила. Носовой платок не помог, соскальзывал вниз, набухая кровью. Нужно пойти к Алевтине, она медсестра, это её работа. Она остановит кровь.

Шёл, зажав сумку под мышкой. Пересёк парк. Миновал аптеку, газетный киоск, гастроном. Мёртвая улица, ни одной человеческой тени. Только над крышами жёлтый круг луны продолжал бесконечный бег сквозь облачную муть. Вот Алевтинин подъезд. Какой у неё код? Надо же, и память будто умерла. Нужно её оживить. Как? Ведь тот набор цифр остался в его прошлой жизни, куда Олег уже не вернётся. Нашарил в сумке записную книжку. Он был в той своей жизни педант, всегда всё записывал. Да, вот этот код на букву «А». Пискнула и скрежетнула дверь подъезда. Поднялся Олег на второй этаж. Отдышался. Нажал кнопку звонка.

Как же она обрадовалась, увидев: вернулся! Не ждала его уже Аля, открыла дверь в накинутом на мятую ночнушку ворсистом халатике. И тут же испугалась. Поняла: что-то случилось.

– Небольшая авария, – бормотал Олег, входя, – нужно остановить кровь.

– Какую кровь? Где?

Даже вскрикнула, глупая! Снял пальто, разулся, задрал штанину.

– Видишь – оцарапался. В парке скользко, на сучок напоролся.

Не верит. Рана рваная, следы зубов видны. Угадала:

– Собаки покусали?!

– Ну, да-да, собаки, зато и я их чуть было не покусал, – признался Олег, сотрясаясь от конвульсивного смеха. – Как я их гнал! Как они меня испугались!

В ванной стекала с ноги розовая вода.

– Нет, не глубокая рана, – сказала Аля, – но уколы придётся сделать. От столбняка и от бешенства, на всякий случай, «скорую» надо вызвать.

– С твоим знакомым водителем? – снова дёргаясь в приступе смеха, сказал Олег. – Только напомни ему, чтоб букет гвоздик не забыл прихватить.

– Каких гвоздик? – не поняла Аля, обожгла рану йодом, стала забинтовывать. – Без этих уколов нельзя, могут быть осложнения.

– Никаких теперь осложнений! – продолжая громко смеяться, говорил ей Олег. – Заживёт как на собаке! Я ведь теперь собака! Умею лаять и кусаться, кого хочешь загрызу! Не веришь?

– И всё-таки давай «скорую» вызовем. А то у меня предчувствие нехорошее.

Странная настойчивость. Что Алевтина задумала? Почему, затягивая бинт, так пристально всматривается снизу в его лицо, стоя на коленях возле него, сидящего на диване? Да что бы ни задумала, он не боится. У него теперь другая жизнь.

– Значит, хочешь вызвать? – сказал Олег, усмехаясь. – Ну, давай, звони!

Его томило нетерпеливое предчувствие того, что уже пережил в парке. Аля, не вставая с колен, потянулась к журнальному столику за мобильником, и Олег тут же, приблизив к ней лицо, оскалился в дикой гримасе. И задрожал, услышав внутри себя нарастающее радостно рокочущее рычание. Вот оно рванулось наружу утробным лаем – с зубовным лязгом, с брызнувшей слюной.

Отшатнулась Аля, упав на пол. Упал на четвереньки и Олег. Ах, как ловко, как легко ему прыгать вокруг неё! Как смешно видеть её испуг! Вскочила. Перебирает босыми ногами возле оскаленного его лица. Кричит:

– Хватит! Ну, хватит же! Что за шутки!

Ах, так? Она думает, что он шутит? Не-ет, шутки кончились. У него теперь всё всерьёз! Прыгнул, прижав рукой её ногу к полу. Вцепился зубами в щиколотку, в то самое место, куда его самого вожак куснул. Потому что теперь он, Олег, вожак – одинокий вожак несуществующей стаи.

Закричала Аля. Больно? Не-ет, это ему в его прошлой жизни было больно. И та боль, наконец, кончилась. Освободился от неё, сбросил её гнетущую тяжесть. Теперь ему легко и просто гоняться за Алей по комнате на четвереньках, с лаем и визгом, опрокидывать журнальный столик, разбрасывать по полу газеты и книжки.

Ну, зачем так кричать? Нет, не надо на диван, я ведь тоже туда прыгну. И снова укушу. Куда же ты? Зачем в коридор? И ключи вырвала из замочной скважины. Захлопнула с той стороны. Заперла.

А, вот оно что! Это ловушка. Неспроста она так пристально смотрела на него. Заранее всё продумала. Хочет загнать его в прошлую жизнь? Не выйдет!

Колотил в дверь кулаком, кричал:

– Открой немедленно!

Слышал там, на лестничной площадке, топот ног, голоса людей. Вот её голос. Что-то кричит кому-то. Куда-то звонит? Хочет сдать его? Он так и знал, что она его сдаст. Она давно это задумала. Значит, надо её обмануть, выйти отсюда хитростью.

– Аля, открой! Я пошутил! Выпусти меня, Аля!

Не выпускает.

Ах, так? Ну, и я так. Стулом в дверь. В коридорное трюмо. В кухонный посудный шкаф. Какой замечательный звон! Как его сладко слышать! Такое чувство радости он ещё не испытывал. Вот она, свобода! Хочется петь: «Эй, вы там, наверху!..» Хочется рычать и кричать на весь дом, на всю улицу, на весь соседний парк, где сидит загнанная им в кусты трусливая собачья стая.

Звук подъехавшей машины за окном. Топот ног в подъезде. Кто-то сопит за дверью. Вот скрежетнул в скважине ключ. А-а, выпускаете? Холодом пахнуло в лицо. Какие-то люди – толпой. Валят его на пол, заламывая руки. Вяжут ноги. Кто они? Откуда? Оперативники? Сёмин прислал? Значит, Аля и Сёмин заодно? Сговорились? Предали его?! Кутают во что-то, кладут на носилки.

Мелькает рядом знакомое лицо. Да это же Аля!

– Не сдавай меня, Аля! Я пошутил!

– Ты заболел, – слышит он. – Тебя вылечат!.. Я люблю тебя… Я к тебе приду…