Быть может… - Вера Заведеева

Вагончик канатки медленно плыл над горами. Сосновые пики внизу постепенно сменялись скальными выступами. Кое-где замелькали ледовые языки. Заметно похолодало, но я знала, куда направлялась, поэтому запаслась теплой курткой и вязаной шапкой, на которые внизу насмешливо поглядывали мои попутчики в футболках. На станции «Мир», где когда-то был кругозор на высоте 3500 метров над уровнем моря, дул сильный ледяной ветер. На синие носы моих попутчиков было страшно смотреть: температура была почти нулевая. От станции вверх к Приюту одиннадцати тянулась цепочка кресельной дороги, мелькая цветными легкомысленными сиденьицами на фоне сверкающего на солнце снега.

В ожидании кресельного поезда мы решили забраться на ближайшие скалы. Молодежь, помогая друг другу, быстро вскарабкалась на высокий «лоб» скалы, откуда открывался захватывающий вид на белоснежный Эльбрус в сияющем ореоле ярко-синего неба. Мне как-то никто руку не протянул, и я попробовала вскарабкаться наверх сама. Еще немного… вот уже близок «перевал», но тут вдруг поднялся такой ураган, что моя куртка, мгновенно превратившаяся в «парашют», норовила улететь вместе со мной в бездну. Я крепко обняла скалу и стала сползать вниз, стараясь «погасить» безответственную одежду. Почувствовав под ногами твердую опору и стараясь не смотреть вниз, в бездонное скалистое ущелье, я спрыгнула на деревянную платформу станции и решила больше не геройствовать.

Ветер буйствовал все сильнее, раскачивая вагончики и норовя сбросить оробевший народ с платформы станции. Яркое солнце, только что игравшее всеми цветами радуги на снегу, вдруг исчезло, и небо мгновенно сделалось угрожающе-сизым. Где-то страшно загрохотало… Как тогда, на Приюте одиннадцати. Кресельная дорога скрылась в набухших чернотой облаках. О дальнейшем подъеме нечего было даже мечтать. Надо было поскорее спускаться вниз, пока не остановились вагончики канатки. Оказывается, в такую погоду они могут зависнуть где-нибудь над горами и болтаться там на ураганном ветру со своими пассажирами неизвестно сколько времени. Нам повезло. Мы благополучно спустились вниз, где сияло солнышко и было тепло. И все же горечь от «неудачного восхождения» не отпускала. Когда я еще смогу сюда забраться? Ведь мне уже шестьдесят…

Может, это и хорошо, что я не увидела воочию того, что осталось от прежнего Приюта, сгоревшего по милости зарубежного гостя в августе 1998 года и впоследствии разрушенного ураганными ветрами почти до основания. В войну выстоял и прослужил альпинистам и туристам со всего света верой и правдой 59 лет… Не о таком, наверное, мечтал юный швейцарец Лейцингер, променявший свою уютную Швейцарию на дикую природу Кавказа, которой он посвятил всю свою жизнь, став «дедушкой» русского туризма и альпинизма. Еще в 1909 году он организовал первую экспедицию к Эльбрусу. Одиннадцать смельчаков из его отряда добрались до скальной площадки на высоте 4200 метров над уровнем моря, которую защищали с севера и востока огромные валуны, и устроили там хижину для ночевки. Они-то и назвали эту стоянку Приютом одиннадцати, откуда затем двинулись на штурм Эльбруса.

Интернетовские фотографии Приюта последних лет смотреть тяжело, особенно снимки разрушений и «новоделов», в которых нет ни красоты, ни души, ни порядка. Обещанный проект его восстановления не состоялся по низменным причинам. Воруют… «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков…», – пел когда-то Владимир Высоцкий. Может, все же наступит время, когда найдутся вожаки-энтузиасты и бросят клич – и «с миру по нитке…» соберут силы и средства на воссоздание былой легенды альпинизма и туризма? Очень хочется, чтобы нашим внукам-правнукам довелось увидеть новое рождение Приюта одиннадцати и ощутить на себе волшебные чары Эльбруса.

Всю неделю в сумеречном небе висело лохматое серое «одеяло», засыпавшее хлопьями снега голую, иззябшую землю. А к выходным ударил мороз под двадцать градусов. И это в конце ноября! Поздним воскресным утром сквозь льдистую пелену пробилось солнце – нечаянная радость в эту гнетущую пору. И сразу заискрились бенгальским огнем искусные узоры на окнах, обещая скорую новогоднюю сказку. Каким-то он будет – этот 1972 год?

Ах, какое это невыразимое наслаждение – поспать лишний часок (спасибо мужу!) и проснуться от ласкового щекотания солнечных зайчиков! Ощутить такое дано лишь кормящим мамочкам, да еще, пожалуй, новобранцам. Все. Подъем! Скоро очередное кормление. Малыш, недавно отметивший свой первый юбилей – месяц от роду, жадно вцепился в сосок и довольно зачмокал. В эти минуты они оба – и малыш, и мама – бывали абсолютно счастливы, безраздельно принадлежа друг другу.

Покормив и перепеленав ребенка, Кира уложила его в кроватку.

– А не сходить ли мне в булочную? – вопросительно взглянула она на мужа. – Хоть немного пройдусь одна. Без коляски…

– А я с ним останусь?! – ужаснулся тот.

– Ну и что? Он еще проспит часа два. Не волнуйся, я быстро – туда и обратно.

Наскоро одевшись, она выскочила из квартиры. Лифт? Да зачем его ждать? Так приятно пробежаться по ступенькам без громоздкого живота, скрывающего собственные ноги, и ощутить непривычную легкость во всем теле! На улице – белым-бело. Белые типовые дома их новостройки «на выселках», которые выжили отсюда аэродром полярной авиации, почти слились с огромными сугробами. Тротуары, проложенные совсем недавно (прежде новоселы лавировали между машинами, шлепая по бетонке), чистить никто не собирался. От соседних домов к ним тянулись цепочки следов «нога в ногу», чтобы всем миром утоптать своими ботинками «народную тропу».

До булочной, центра местной цивилизации, как и до остановки единственного автобуса, связывающего их с «настоящей» Москвой, – десять минут ходу… по хорошей дороге. Народу на улице мало, лишь редкие энтузиасты прокладывают себе лыжню к ближайшему леску прямо от подъезда. На обледенелых ступеньках булочной Кира мельком взглянула на худого старика далеко за восемьдесят, входившего в магазин. В дорогом ратиновом пальто и пыжиковой шапке он странно смотрелся на фоне более чем скромно одетых «аборигенов».

«Такие в булочную не ходят, да и живут обычно не в блочных домах-близнецах вблизи МКАДа, а предпочитают “сталинский ампир” где-нибудь в уютном центре», – подумалось ей.

Очередь за хлебом двигалась довольно шустро, и вскоре она с еще теплым батоном и мягкой половинкой черного направилась в кондитерский отдел, где было совсем мало народу. Полюбовавшись тортами-пирожными и вобрав в себя дурманящие ароматы разнообразных изысков «Красного Октября», она все же решила прикупить что-нибудь к чаю, несмотря на жесткие рамки их семейного бюджета. Отогревшаяся и довольная приобретением, Кира направилась к двери. Выйдя из магазина и обведя глазами ступеньки в поиске наиболее безопасных, она вдруг застыла на месте как вкопанная: внизу на снегу распласталось «ратиновое пальто». Пушистая шапка валялась поодаль, скорбно опустив «уши». Старик загребал снег багровыми от холода руками и сучил ногами, пытаясь подняться хотя бы на колени. Растрепанные седые волосы прикрывали лицо. Кира растерянно оглянулась вокруг – никого. Совсем никого. Нигде. «Куда все подевались? Только что сновали туда-сюда. И вдруг куда-то пропали…», – с трудом соображала она.