Раздвигая горизонты - Анджей Ясинский

Изредка попадаются люди с ментальной совместимостью на троих, а то и больше. Никто им не мешает заводить такие большие семьи. Хотя все же это редкость.

Мелькали смутные образы, которые я сумел интерпретировать как совсем легкий и общий исторический экскурс. Когда-то давно у веганцeв на этой их особенности строились разные общественные образования — высшими аристократами считались такие семьи и они старались все-таки находить пары своим детям соответствующие, дабы не потерять такой статус. И наоборот было — что-то отдаленно напоминающее нашу инквизицию, наоборот борющуюся с такими людьми, но очень давно. Сейчас официально это ничего не значит для общества веганцев, хотя свою суть не поборешь. В общем, всякие они там.

Насколько я понял, я попался веганке именно в момент ее второго взросления, во время которого может разное произойти. В это время просто происходит очередная перестройка организма и оптимизация на дальнейшую жизнь. Узнав это, я даже засомневался, мы вообще — люди и веганцы, совместимы или нет? Ответ пришел оттуда же, из вытащенного пакета знаний. Были несколько случаев, когда веганцы брали себе мужей или жен с Земли и спокойно имели с ними потомство. Понятно, что видимо это были случаи с повышенной ментальной совместимостью.

На самом деле после ознакомления со всем этим, мне стало казаться, что слово «ментальный» не особо подходит под это дело. Больше похоже на какую-то энергетическую ауральную совместимость, но пусть будет ментальная. Почему-то именно это слово, вернее аналог нашего, используют веганцы. Может просто за ним прячется несколько смыслов? А может просто потому, что у них основной упор по жизни идет на ментальные практики. Черт его знает.

Вот такие вот дела. Мне все это показалось несколько странным и местами не правильным, но что тут поделаешь?

— Дядь, ты куда пропал? — Катя смотрела строго и совсем по-взрослому.

— Альоно? Тьфу! В смысле? — я с трудом переключился на русский.

— До тебя уже двое суток не достучаться. Я была у тебя в доме, но не нашла тебя во всех этих комнатах, а твой Дворецкий не отвечал на вопросы где ты. Ты в порядке?

— Извини, немного занят был, — повинился я.

— Я сделала исследовательскую работу для школы. По биологии. Но баба сказала немного расширить тему в сторону рекультивации земель и формирования оазисов в изначально неблагоприятных условиях. Еще Сережина мама немного помогла. Я хочу, чтобы ты посмотрел, что получилось. Можно?

Во дела…

— Без проблем, гляну. Скидывай. Хотя какой от меня совет ты ждешь — не понимаю. Я в этих науках — ни бум-бум.

Через мгновение на краю зрения биокомп, синхронизированный с УНИКом, обозначил пришедшее сообщение с ссылкой на закрытый раздел личных информационных ресурсов племяшки.

— Хорошо, чуть позже гляну.

— Ладно, я пошла — у меня занятия по аэротеннису, — сказала Катюшка и отключилась.

Я выглянул в инет, чтобы посмотреть, что это за зверь такой — аэротеннис. Можно было и догадаться. Обычный теннис, но со спортивными летками. Перемещаться можно по своему полю не только по горизонтали, но и по вертикали, высота которой тоже ограничена. Правда и площадки увеличили эдак в два-три раза по сравнению с обычными. Летающие туда-сюда вверх-вниз теннисисты выглядели завораживающе. Особенно, когда отбивали мяч, находясь в движении и вверх ногами.

— Римани… — пробормотал я по-вегански, подразумевая русское «очешуеть». Причем от всего — и от тенниса такого и от просьбы племяшки.

Кораблев

— Андрей Иванович, добрый вечер.

— Здравствуйте, Иван Иваныч, — Кораблев сделал знак своим ученикам, означающий, что он занят и удалился в отдельную комнату, где предпочитал отдыхать в промежутках между работой, и которая была максимально защищена от любого вида шпионажа. Канал связи УНИКа автоматически переключился на внутренний сервер-маршрутизатор, сильнее защищенный.

— Я понимаю, что времени прошло еще слишком мало, но мне хотелось бы еще до вашего отчета получить хотя бы общее впечатление от вашей встречи с нашим так неожиданно объявившемся земляком.

— Понимаю, — Кораблев потер подбородок и задумчиво посмотрел в виртуальное окно, транслируемое СУНИКом. — Ну, что ж… По первым прикидкам, похоже мы получим более детальный доступ к той библиотеке в черепах, разбираться с которой начали еще вы, Иван Иваныч. А Ник, похоже, имеет полный доступ к информационному оригиналу этой библиотеки. По крайней мере аннотация этой библиотеки, предоставленная Ником, процентов на тридцать пересекается с тем, что мы имеем.

— То есть, — перебил академика собеседник, — у нас данные полнее?

Кораблев ухмыльнулся:

— Наоборот.

— Вот как? А не может ли это быть дезинформацией?

— С вероятностью в девяносто девять процентов — нет.

— Хорошо, Андрей Иванович. Продолжайте.

— Уже сейчас я вижу выходы из множества тупиков, из которых мы так долго не можем выбраться в наших исследованиях. Много новой информации, технологий, магия…

— Магия?

— Мне кажется Ник подразумевает под магией нечто иное, чем мы. Более глобальное, что ли. Мне даже показалось, что наша Одаренность — часть более глобальной системы, которую он как раз и называет магией. Но тем не менее, он был тоже достаточно удивлен тем, что могут делать Одаренные… М-да… Я пока не воспользовался одним из функционалов магического компьютера, что он мне внедрил в голову, следов которого мы никакими инструментальными средствами так и не обнаружили…

— Кстати, не конфликтует с УНИКом?

— На удивление нет. Он спокойно синхронизировался с ним, мы протестировали его производительность… — Кораблев замолчал.

— Что, мощнее наших УНИКов?

— Или мы не правильно его проверяли или он примерно на уровне наших БУНИКов.

Собеседники помолчали. Потом академик продолжил.

— Я пока не стал использовать один из функционалов — так называемую прямую загрузку знаний в мозг, мы пока через мой УНИК изучаем этот магический компьютер, но жду с нетерпением отмашки из лаборатории, проводящей исследование. Для подстраховки я воспользуюсь нашими последними разработками по фиксированию психического состояния, памяти и нейроактивности мозга на внешних системах. Надеюсь, если что-то пойдет не так, можно будет все вернуть обратно.

— Зря вы отказались принять решение кворума академического совета не рисковать собой.

— Жаль, что вы не поняли моих мотивов, — недовольно пробурчал академик.

— Ну что вы, — примирительно сказал собеседник, — я прекрасно вас понимаю. И даже принимаю ваши доводы — и то, что вас практически есть кем заменить и не одним человеком, и то, что вы уже давно не видите выхода из тупика, в который загнала себя наука об Одаренных. Все это я прекрасно понимаю, но все же согласитесь, ваши мозги, это ваши мозги, а не ваших учеников. Впрочем, как вы знаете, я не стал настаивать, хоть и обладал абсолютным правом запретить вам это делать…

— Да, кстати, а почему? — с интересом спросил академик.

— Как вы помните, у меня весьма развитая интуиция. И вопреки общему мнению и развитию событий, она мне подсказывает, что вы правы.

— Вот как, — пробормотал Кораблев.

— Ладно, я понял, — сказал президент, — подожду от вас развернутого отчета. Пока же информирую вас, что вашу охрану пришлось усилить. Старайтесь не покидать известные вам области безопасности.

— Что-то случилось?

— Мне докладывают, что есть непонятные шевеления в структурах Ново-Америки и Англо-Австралии, работающих с Одаренными и шпионажем в этой области. К нам потянулся какой-то новый интерес оттуда. Кроме того, некоторые наши ясновидящие утверждают, что видят смутное напряжение и какую-то опасность вокруг Ника от наших инопланетных и земных недругов и через него — для вас.

— Я понял.

— Удачи.

Ново-Америка. Интерлюдия

Коридор подземного бункера, спрятанного на глубине нескольких сотен метров, слабо светился. Эхо шагов идущего человека слабо рикошетило от стен, покрытых специальным пластиком, и терялось уже в нескольких метрах от идущего. Пшикнула дверь, лепестками прячась в стенах, и мужчина вошел в большой зал, являющийся местом обитания гения их информационной службы — спекста Генри, и одновременно рабочим кабинетом, а так же инструментом его работы. Это была по сути объемная ВЭ камера, выдающая такой густой сироп информации как визуальной, так и чувственной, и всякой сопроводительной, что справиться с таким объемом мог не каждый человек. Генри мог и ему это нравилось.