Маркиз де Сад - Елена Морозова

В октябре 1789 года в одной из парижских газет де Сад прочел отчет Матона де Лаварена об одном из заключенных Шарантона, попавшем туда по недоказанному обвинению. Воспользовавшись возможностью в очередной раз привлечь внимание к себе и своему делу, де Сад написал адвокату письмо, в котором живописал ужасы дома заключения и призвал французов не останавливаться на достигнутом и разрушить также и эти «инквизиционные застенки, куда из прежнего своего храма переселился деспотизм». «Прежний храм» — это Бастилия, взятая восставшим народом 14 июля

1789 года. Де Сад остро сожалел о своем переводе из Бастилии: тогда бы восставший народ в числе последних узников освободил бы и его. (Среди семи освобожденных было четверо фальшивомонетчиков, сообщник Дамьена, отсидевший к этому времени тридцать лет, граф де Солаж и душевно-больной граф де Мальвиль, помещенный в крепость по просьбе родственников: в то время в лечебницах для умалишенных с больными обращались хуже, чем в тюрьмах с заключенными.)

В 1794 году в письме о собственной благонадежности, отправленном в Комитет общественной безопасности, маркиз писал: «Во время своих прогулок по двору (Бастилии. — Е. М.) я вопрошал солдат, неужели они решатся подвергнуть себя бесчестью и начнут стрелять в народ. Недовольный их ответами, я из своего окна, выходящего на улицу Сент-Антуан, с помощью жестяной трубы предупредил народ о готовящейся измене. Народ собрался, меня слушали, и я успел трижды выкрикнуть свое предупреждение. Обеспокоенный комендант написал министру Вильдею (у меня есть это письмо): “Если вы не удалите Сада из Бастилии, если не переведете его в подвалы Шарантона, я не смогу отвечать перед королем за сохранность вверенной мне крепости”. Этот ужасный перевод осуществился, я на девять месяцев был брошен в ужасную камеру и вышел оттуда только 3 апреля

1790 года. Таким образом, я пребывал в рабстве на целых девять месяцев больше, чем другие, и следовательно, способствовал взятию Бастилии, а потому стал подозрительным в глазах короля; так могу ли я быть подозрительным в глазах Нации?»

* * *

Очутившись в Шарантоне, куда его доставили в страшной спешке, де Сад, по обыкновению, стал обустраиваться и потребовал доставить его вещи из его Бастилии. Рене-Пелажи он поручил принести самое дорогое — его бумаги и рукописи. Но мадам де Сад выбрала не самый удачный день для похода в Бастилию — вторник 14 июля, когда крепость была взята штурмом, офицеры перебиты, а коменданту де Лонэ кухонным ножом отрезали голову и, насадив ее на пику, долго таскали по улицам. Толпа, захватившая крепость, перевернула все вверх дном, в том числе и опечатанную камеру маркиза. Его вещи, библиотека в шесть сотен томов, мебель, одежда и — самое главное! — рукописи были разодраны, испорчены и разграблены. Исчез и спрятанный свиток «Ста двадцати дней Содома»; более де Сад его не увидит. Сразу скажем: рукопись не пропала; долгое время она хранилась в частных собраниях, а в 1904 году берлинский врач-психиатр Иван Блох осуществил первое издание романа. В 1929 году свиток был приобретен французской семьей Ноайль, а несколько лет назад его купил коллекционер из Женевы, и рукопись вновь «скрылась из виду».

Донасьен Альфонс Франсуа лукавил, патетически восклицая: «Все погибло!». Когда боевой пыл погромщиков прошел, бумаги, найденные в Бастилии (которая была полностью снесена к 14 июля 1792 года), отвезли в аббатство Сен-Жермен, где де Сад впоследствии и обнаружил большую часть своих трудов: там были и «Жюстина, или Злоключения добродетели», и философический роман в письмах «Алина и Валькур», около дюжины пьес, несколько записных книжек с набросками и планами, «Портфель литератора», новеллы и короткие рассказы. Текстов вполне могло хватить на небольшое собрание сочинений. Когда Ж.-Ж. Повер попытался подсчитать объем рукописной продукции, произведенной де Садом за время заключения в Венсене и Бастилии, получилось 7200 машинописных листов[10].

Конечно, де Сад писал не каждый день — иногда не писал вовсе, иногда — только письма, а иногда — буквально не вставал со стула: «Жюстина, или Злоключения добродетели» (1787) была написана всего за две недели. История добродетельной сиротки Жюстины занимает в творчестве де Сада особое место. «Жюстину», созданную в 1787 году и впервые изданную в 1930-м, условно можно назвать «первой книгой» трилогии. Вторая книга, «Жюстина, или Несчастья добродетели» (1791) является первым (известным) опубликованным сочинением де Сада. Третья книга, «Новая Жюстина» (1797—1799) стала одновременно первой частью объемного труда, полное название которого «Новая Жюстина, или Несчастья добродетели, продолженная Историей Жюльетты, ее сестры». Его героини соотносятся между собой как негатив и позитив: то, что доставляет страдания Жюстине, приносит наслаждение Жюльегге. Все три «Жюстины» являются одной и той же историей, которая каждый раз разбавляется новыми эпизодами, обширными рассуждениями и незавуалированными описаниями сексуальных ритуалов. Больше всего дополнительных эпизодов в «Новой Жюстине», и все они отличаются особой жестокостью. Например, в первых двух книгах либертен граф де Бриссак подсыпает матери (тетке) яд, и та умирает. В «Новой Жюстине» Бриссак травит мать собаками, а потом силой вынуждает Жюстину вонзить нож в грудь несчастной жертвы. В первых двух книгах героиня сама рассказывает свою историю, в третьей эта обязанность достается рассказчику, не без иронии взирающему на терзания Жюстины.

В «Злоключениях» Жюстина, назвавшая себя Софи, рассказывает, как она и ее сестра Жюльетта (возможно, уже при работе над первой книгой де Сад предполагал написать и историю Жюльетты), потеряв родителей, оказываются на улице без средств к существованию. Жюльетта решает зарабатывать на жизнь своими прелестями и отправляется к сводне, а Жюстина пытается жить честно и добродетельно. Но каждый ее поступок влечет за собой зло и ввергает ее в очередную пучину страданий. Дю Гарпен, у которого она работает служанкой, уговаривает ее обокрасть жильца, но она отказывается. Дю Гарпен сам крадет драгоценности, но обвиняет в краже Жюстину. Девушку сажают в тюрьму, и ей грозит казнь. До революции воровство, особенно со стороны слуг, каралось крайне сурово. Слуга, укравший у хозяина любую мелочь, мог быть приговорен к смертной казни.

В тюрьме Жюстина знакомится с преступницей Дюбуа, которая поджигает тюрьму и совершает побег, увлекая за собой и девушку. Дюбуа приводит ее в свою банду. Сбежав от разбойников, Жюстина немедленно попадает в лапы распутника графа де Бриссака, который определяет ее служанкой к своей матери, с тем чтобы Жюстина отравила хозяйку. Жюстина в ужасе раскрывает мадам де Бриссак гнусный замысел. Тогда граф сам подсыпает яд в чашку матери и обвиняет в убийстве Жюстину. Несчастная бежит и после скитаний попадает в дом хирурга Родена, который тайно проводит опыты над живыми людьми. Пытаясь спасти очередную жертву, Жюстина сама становится жертвой: ей отрезают по пальцу на каждой ноге, вырывают два зуба, ставят клеймо воровки и выбрасывают на улицу. Стремясь припасть к живительному источнику веры, девушка заходит в обитель Сент-Мари-де-Буа, но оказывается, что монахи этой обители — ужасные развратники. Они помещают Жюстину в гарем, устроенный в подвале монастыря, и ей приходится выполнять все их жестокие эротические фантазии. Когда настоятеля монастыря переводят «на повышение», прибывшие ему на смену священники отпускают девиц из гарема на все четыре стороны. Остановившись в гостинице, Жюстина встречает там Дюбуа, и та убеждает ее принять ухаживания соседа по гостинице. Пока Жюльетта гуляет с кавалером, Дюбуа его обкрадывает, обвиняет в краже Жюстину, а затем подсыпает кавалеру яд, разумеется, обвинив в отравлении Жюстину. Девушка вновь попадает в тюрьму, и ее везут в Париж. По дороге некая знатная особа проникается к ней симпатией и просит Жюстину поведать свою историю. Дама оказывается Жюльеттой: она преуспела в жизни благодаря порочности своей натуры. Жюльетта проникается жалостью к сестре, берет ее к себе и окружает заботами. Но Жюстине не суждено быть счастливой: влетевшая в окно молния убивает ее. Жюльетта раскаивается в своих поступках и уходит в монастырь.