Золото Монтесумы - Икста Майя Мюррей

— Давай прикинем, — предложила я. — Мы с тобой находимся на западном склоне, должно быть, здесь и стояли флорентийцы.

— Правильно — сиенцы занимали восточный склон. Я стараюсь вспомнить классическую диспозицию, которой придерживались во времена Возрождения, — авангард состоял из пеших солдат, копьеносцев и артиллерии.

Мы подошли к тенистой рощице.

— Альбертини говорит, что Антонио руководил передовой линией, — напомнила я.

— Тогда вон там, вдали, справа и слева от нас стояла легкая кавалерия.

Мы углубились в заросли сикомор. Роща занимала гораздо большую площадь, чем казалось из машины, хотя деревья росли не очень тесно. Лучи солнца достигали травы и пробивавшихся сквозь нее темно-лиловых колокольчиков.

— Но Антонио бросился в бой первым, даже не подав сигнала войску, — сказала я.

— И почему же он так поступил?

— Может, в приступе боевого азарта?

— Но ведь он считал вздорной эту войну против Сиены! — Эрик приставил ладонь ко лбу, защищая глаза от солнца. — Что-то здесь не сходится.

— Как это?

— Я ожидал чего-то еще, ведь я уже читал об этой битве и представлял ее себе именно так, как описывает ее Альбертини. А эта долина выглядит… не знаю, как-то иначе.

— Альбертини отмечал, что у него была хорошая точка обзора поля битвы — с высокого холма… Вот как ты сейчас ясно видишь тот «фиат»…

— Но он писал еще что-то о погоде…

— Что был туман, — подсказала я.

— Вот-вот — именно тумана сейчас и не хватает! Альбертини же сам себе противоречит! То пишет, что все превосходно видел, то говорит, что долину застилал густой туман!

Я остановилась.

— И утро сегодня холодное, каким оно и должно быть в августе.

— И еще! Помнишь, что читал твой отец? Альбертини особо подчеркивает, что Козимо желал, чтобы обязательно был упомянут…

— Да, да туман… и что «об этой роковой ошибке распространяется множество всяких домыслов».

— Верно! Похоже, что он просто сочиняет!

— Желая доставить удовольствие Козимо. Типичный пересмотр истории во избежание позора.

— Потому что откуда нам знать, был ли в тот день туман? Это зависит от того, каким был климат в XVI веке, но все равно создается впечатление, что Альбертини что-то утаивает. А если тумана не было, тогда… можно предположить…

— Что Антонио стал убивать флорентийцев вовсе не случайно, а намеренно!

— То есть никакой ошибки не было. — Эрик сощурил глаза, вглядываясь в простирающуюся перед нами рощу. — Он отлично видел своих…

— Своих жертв, — закончила я его мысль. — Он понимал, кого убивает.

Эрик ничего не ответил. Он по-прежнему пристально смотрел вперед, на какой-то далекий объект между сикоморами. Я проследила за направлением его взгляда и увидела на земле опавшие золотые листья, темно-пурпурные бутоны… и красное пятно за одним из деревьев.

Примерно полчаса назад, в предрассветных сумерках мне показалось, что тот человек, «фермер», одет в серую рубашку. Но сейчас я видела его красное плечо и рукав. У подножия дерева валялся синий рюкзак.

Человек в красной рубашке сидел на земле, прислонившись к дереву и повернувшись в противоположную от нас сторону, и писал что-то в блокноте, заглядывая в какую-то книгу. Мы его вспугнули.

Он повернул голову и взглянул на нас из-за ствола дерева. Мы увидели знакомые черные волосы, затененные щетиной щеки, большие черные глаза.

Он вовсе нас не преследовал. Своим неожиданным появлением в долине мы здорово удивили Марко Морено. И пока мы, в свою очередь, изумленно глазели на него, я поняла, что он даже рад нашей встрече.

Блестящие фиговые листья плавно кружились в воздухе и опускались на землю. Красная рубашка Марко сверкнула в солнечном луче, когда он быстро вскочил на ноги. На его лице еще красовался шрам после схватки с Эриком, под черными глазами залегли глубокие темные тени. В руках он держал ручку и блокнот с прорезиненной подкладкой для предохранения от сырости. Рядом на пестрой от колокольчиков траве валялся синий, туго набитый рюкзак.

Я направилась прямо к нему под торопливое бормотание Эрика:

— Этот желтый «фиат» его. Уходим, быстро!

— Но у него письмо…

— Ах, черт, и верно! А ты не помнишь остальные головоломки?

— Когда я в последний раз проверяла свою былую фотографическую память…

— Ну как же! Когда вокруг нас бушевал пожар! — Эрик испуганно округлил глаза. — Ну ладно, идем, хотя у меня нет ни малейшего представления о том, как нам умыкнуть у него письмо и по-быстрому ретироваться до того, как он успеет с нами расправиться. Может, нам просто сказать…

— Я так и думал, Лола, что вы заявитесь сюда провести разведку на местности! — нараспев обратился к нам Марко, гораздо более дружелюбно, чем я ожидала. — Хотя, признаться, не ожидал увидеть вас так скоро.

Он скользнул взглядом по заросшему кустами склону. Примерно в ста футах от него Доменико склонился над вырытой в земле ямкой, пытаясь разжечь костер при помощи зажигалки. Он поднял на нас поражающее своей нездоровой бледностью лицо.

— Дом, смотри, кто к нам пожаловал, — сказал ему по-итальянски Марко.

— Вижу, — отвечал тот, при этом руки его тряслись так, что связка ключей издавала какой-то нервозный звон.

— Я попросил его привезти меня сюда, хотелось подышать свежим воздухом. — Марко взмахнул блокнотом, указывая на великолепный вид. — А вообще, к сожалению, дела у нас обстоят не очень уж хорошо.

Я успела заметить, что на листе блокнота начертано всего несколько слов, а под ними красуется великолепный набросок собора Дуомо.

— А ему известно, зачем вы сюда приехали на самом деле? — спросила я.

— Вы про Доменико? Нет, он думает только про своего погибшего друга.

— И все из-за того проклятого изумруда! — Доменико перевел мрачный взор с меня на Эрика и снова нагнулся над струйками дыма.

Марко шагнул к своему рюкзаку. Я не видела оружия, и он не выказывал никакой угрозы — во всяком случае, пока.

— А вы, конечно, знаете, зачем я приехал?

— Я знаю, что вы человек умный, — осторожно заметила я. — Видимо, вы на что-то рассчитываете.

— Вы мне льстите, Лола.

— Вовсе нет. А можно узнать, что это у вас в рюкзаке?

— Тайны, столь вами обожаемые.

— Сегодня вы такой любезный!

— А вам это нравится?

— Не очень. Это не в вашей натуре.

— Не хотите же вы сказать, что…

— Во всяком случае, мне это нравится больше, чем видеть, как ваши сообщники убивают людей.