Греческое сокровище. Биографический роман о Генрихе и Софье Шлиман - Ирвинг Стоун

В их доме было три комнаты: спальня, просторная столовая и рабочий кабинет с полками на две стены. Новые находки

Генри все пронумеровал, но еще не очистил. Здесь же стоял видавший виды письменный стол, по случаю купленный им в Чанаккале. Этот изрытый оспинами ветеран пришелся Софье по душе: такой большой — можно работать вдвоем. В окна на левой стене было видно Эгейское море, острова Имброс и Самофракию.

Она поставила любимую икону в киот, кое-как сбитый Яннакисом, платья повесила в угол, отгороженный занавеской— как в ее девичьей спальне в Колоне. Гардероб она подобрала соответствующий: три давно отставленных платья с широкой юбкой—удобно будет лазить по насыпям, платье с короткими рукавами и узкой талией, для этих мест, может, чересчур элегантное, но оно никогда ей не нравилось, удобная юбка, блуза. Забраковав шарф, не спасавший от палящего летнего солнца, она привезла пару шляп — широкополую соломенную и фетровую. Само собой, не были забыты и две пары кожаных ботинок.

Генри показал ей и два других домика: в одном жили десятники Макрис и Деметриу, в другом была кухня. Яннакис уже поставил плиту (ночью пришла арба) и прорубал в потолке дыру для трубы. Увидев Софью, великан осторожно спустился по лестнице, пал ниц и поцеловал ей руку.

— Здравствуйте в Шлиманвилле, моя госпожа. То-то хозяину приятно!

— Яннакис, ты нашел девушку для госпожи Шлиман? — спросил Генри.

— Какую девушку? — удивилась Софья. — Зачем?

— Тебе нужна подружка и горничная. Сейчас не то, что в прошлом году. Рабочие из Ренкёя отправляются домой только в субботу вечером или накануне церковного праздника. Здесь они разбили лагерь, спят, обернувшись в несколько одеял. Я поставил для них бочки с водой, нужники. Есть продуктовая лавочка, хотя они все приносят с собой в понедельник. Мы, как видишь, закладываем ни много ни мало деревню под названием «Гиссарлык». И слишком здесь много мужчин, чтобы оставлять тебя одну дома.

Распустив рот до ушей, Яннакис пожирал их глазами.

— Хозяин, я нашел девушку.

— Отлично. Сколько времени она здесь будет?

— Столько же, сколько и вы. Я на ней женился. Чтобы не сбежала.

Тут было чему удивиться. Всего год назад едва переступивший сорокалетний рубеж Яннакис зарекался жениться: распоряжаться другими не в его характере, а с женой особенно надо уметь себя поставить. Иначе нельзя — Азия… И вот он жертвует собою ради них—так, что ли, получается?

— Где же она, Яннакис?

— Сейчас приведу.

Он нырнул в клетушку при кухне и через минуту вывел упиравшуюся супругу.

— Вот Поликсена, хозяин. Мы родственники. Она из Ренкёя.

Потупив глаза. Поликсена поклонилась Генри, потом Софье и чуть слышно промолвила:

— Ваша слуга.

Это была миленькая и какая-то очень чистенькая девушка лет шестнадцати, росточком аккурат под мышку Яннакису. Поскольку она была какой-никакой гречанкой, лица она не закрывала. На ней была белая рубашка с длинными рукавами, длинная юбка, голова покрыта шалью. Застенчивая, но видно, что девушка она самостоятельная и что с нею будет легко.

Вдоль двух свободных стен кухни Яннакис тесно составил стофунтовые мешки, и чего там только не было: кофе, сахар, бобы, фасоль, сушеный и зеленый горох, чечевица, рис, сушеные фиги, изюм, орехи, мука… А Яннакис вносил новые тюки и пакеты: макароны, корица, мускатный орех, ваниль, фисташки, томатная паста, тертый сыр, патока. На улице дожидались своей очереди бочонки с пикулями и селедкой, маслины, сардины… Развязывали крепкий узел, заглядывали в мешок.

— Вот это запах, — радовалась Софья. — Как в торговых рядах.

Генри даже не пытался скрыть счастливой улыбки.

— За эти шесть недель я изголодался. Теперь наверстаем.

— Так вот зачем ты меня ждал: тебе нужен повар.

— Я повар! — заревновал Яннакис. — Лучший в Троаде! Вдруг голос взяла Поликсена:

— Это не мужское дело. Я буду готовить.

— Нет! — отрезал Яннакис. — На кухне я хозяин. И побледнел, обессилев от смелости.

— Мы все будем готовить, — рассмеялась Софья. — Наперегонки.

Генри повел ее на раскопки. По холму взад-вперед сновали рабочие в синих штанах и красных фесках.

— Настоящий муравейник! — воскликнула Софья.

— Правильно: здесь сто тридцать человек. Нам очень повезло с инструментом, особенно с тачками и совковыми лопатами.

Они направились к южному краю холма, где в четвертом веке новой эры процветал Новый Илион.

— С тех пор здесь уже никто не жил.

Бригада из сорока пяти человек пробивала раскоп с равнины вверх по некрутому склону. Руководил работой незнакомый ей человек в шахтерском шлеме, обутый в высокие английские ботинки.

— Помнишь, я говорил в Афинах, что хорошо бы найти в десятники шахтера? А шахтер сам нашел нас. Это Георгиос Фотидис, здешний грек. Он семь лет проработал в Австралии на рудниках. Затосковал по дому, вернулся, женился на молоденькой девушке из соседней деревни. Взял без приданого, сидел без работы. Я тут же нанял его, узнав, что он имеет опыт в сооружении тоннелей. Он отлично знает свое дело. Ночует в нашем втором домике.

Взяв ее за руку, он спустился к широкой траншее и представил ей Фотидиса. Тот снял свой шлем, приложил руку к сердцу и склонился в низком поклоне.

— Фотидис, — обратился к нему Генри, — объясните миссис Шлиман, что вы делаете.

— С радостью, доктор Шлиман.

Его греческий был безупречен, причем это был почти язык образованного человека.

— Мы поднимаемся с равнины, миссис Шлиман, до отметки сорок шесть футов, где, по мысли доктора Шлимана, станем на материк. После этого мы пойдем поперек холма, на соединение с бригадами Макриса и Деметриу, они идут с северной стороны. Когда мы встретимся, наша траншея опояшет по ширине весь холм на уровне материка. На уровне гомеровской Трои. Таково намерение доктора.

— И доктор уже не передумает, — мрачновато протянул Генри. — Пойдем, Софья, на северный склон, посмотрим, как там.

Переваливая через холм, они подошли к месту, где еще одна бригада крошила земной покров с двадцатишестифутового утеса: тут, полагал Шлиман, таится троянский акрополь. Холм, словно скорлупой, был покрыт наносной почвой в возрасте от трех до четырех тысяч лет. Внутри же было ядро, скальная гора, на которой стояла первая Троя. Этот орешек и хотел попробовать на зуб Генри Шлиман. А скорлупу выплюнуть.

Не сделав и двух шагов по плато, Софья подняла глаза и увидела такое, от чего у нее подкосились ноги.

— Матерь божья! Это явь или сон?

— Красивые, правда? — ликовал Генри. — Я попросил пока не выбирать их из земли, чтобы ты увидела их in situ.

Зрелище и впрямь ошеломляло: наполовину отрытые, в траншее стояли в ряд десять оранжевых пифосов[21]. В высоту они, видимо, достигали семи футов и имели пять футов в тулове.